Уолтер Уильямс - Бриллианты имперской короны (др. перевод)
Пааво Куусинен получил сумку и прощупал ее прежде, чем передать дальше. По его лицу стала расплываться улыбка.
— У них определенно очень развитое воображение.
— Конечно.
— У меня есть теория. Возможно, она годится только для аристократа-дилетанта, но разрешите мне изложить в общих чертах…
— Ваш покорный слуга, м-р Кихано.
— Благодарю вас, генерал Джералд.
— Скоро все должно закончиться, юноша.
— Да. Мисс Йенсен почувствует облегчение, когда капитан Тарталья уедет из ее дома.
— Ей следовало выбросить его вон.
— Для было легче искать убежища в моем доме.
Генерал поднял бровь:
— Да?
Пьетро вспыхнул:
— Мы строили планы на будущее.
Генерал Джералд улыбнулся. Его лицо было не приспособлено к такого рода упражнениям, и результат получился хуже, чем если бы он побагровел и стал орать:
— Надеюсь, счастливое будущее, молодой человек. Я думаю, вы очень подходите друг другу.
Пьетро, на которого от улыбки генерала нашел легкий столбняк, потребовалось некоторое время, чтобы отреагировать на слова генерала.
— О, благодарю вас, сэр. Я уверен, мы будем очень счастливы.
— Сэр. Я случайно нашел этот… предмет… я полагаю, он выпал из кармана барона Синна, вон там. Вас не затруднит передать его по направлению к барону?
— Они не верят, что мы СУЩЕСТВУЕМ?
— Мы — вымысел, если позволите, их подсознания. Так я подозреваю.
— Я не могу… придумать… ничего, что могло бы опровергнуть такое предположение.
— Если это правда, это будет самым глубоким проникновением в их психологию.
Мейстрал, занятый танцем вокруг Николь и наблюдением за сумками и флаконами, путешествовавшими по ряду танцующих, слушал высокий резонирующий голос в течение некоторого времени, прежде чем прозвучавшие в нем знакомые нотки заставили его взглянуть в сторону низенькой круглоголовой фигуры слева от него. Граф Квик.
Граф Квик, безупречно говорящий на стандартном человеческом языке. Мейстрал сообразил, что обычная манера графа говорить была просто аристократической аффектацией.
Слегка ошеломленный, Мейстрал чуть не пропустил на. Затем пришел в себя и продолжал танцевать.
Тарталья был в ярости.
— Вы видите? Что происходит, черт побери?
— Может, включить другой канал, капитан.
— Не лезьте не в свое дело, черт бы вас побрал.
— Сэр. Мне кажется, здесь поворот.
— О. Благодарю вас, э, мадам.
Грегор стиснул зубы, сунул кожаную сумку подмышку и нырнул под руку партнерши на правильную позицию. Его ряд сделал два шага назад без него, и Грегор поравнялся с танцорами, когда они уже опять шли вперед. Он вытер пот и размазал косметику по рукаву.
Черт бы побрал этот танец. У Грегора не было времени выучить его как следует.
Теперь, наконец, наступила его очередь стоять, пока третьи пары выполняли пассаж. Мысленно отсчитывая восемь тактов, Грегор сунул руку в карман и вынул стерильный флакон. На восьмом такте он повернулся направо и проделал па спиной к спине со своим новым временным партнером — танкуэром, у которого на носу сидело пенсне с затемненными линзами. Таким образом ему открылся вид хорошенькой девушки, которой предстояло быть его временной партнершей через сорок восемь тактов, и Грегор подмигнул ей. Похоже, девушка удивилась. Грегор и танкуэр закончили ла спиной к спине и начали восемь тактов бок о бок.
— Сэр, — сказал Грегор, протягивая флакон, — я только что подобрал одну вещь, принадлежащую мисс Йенсен. Наверное, надо ее вернуть. Окажите мне любезность передать эту вещь по линии.
Мигательные перепонки танкуэра закрылись, что вместе с затемненными стеклами произвело странное впечатление.
— Очень хорошо, странный молодой человек, — ответил он.
Грегор совершил прыжок к своей постоянной партнерше и смигнул пот с глаз. Благодарение Богу, все было закончено.
Пааво Куусинен бросил взгляд вдоль ряда и увидел, как по направлению к нему что-то движется. Взглянул в другую сторону и увидел, что что-то движется в другую сторону.
Он продумал несколько фигур вперед и быстро произвел подсчеты. Затем предел свою руку через согнутую руку стоявшего рядом Хосейли и закружил его.
— Подождите, сэр. Это следующая фигура.
— Нет, сэр. Это теперь.
— Сэр. — В голосе звучала обида. Куусинен только что изменил ход танца. Куусинен и Хосейли только что обменялись партнерами.
Амалия Йенсен, уносившаяся в танце дальше, с удивлением взглянула на него.
— Барон Синн.
— Генерал Джералд.
Генерал злорадно бросил:
— Попробуйте ТЕПЕРЬ отрицать, что вы не шпион.
Но барона не так легко было смутить:
— Я частное лицо, пытающееся оказать услугу моей Империи.
Ха, подумал генерал. Ты ДУМАЕШЬ, мы получим настоящую реликвию и обманываешь нас, заставляя думать, что вашу стерилизуют, хотя это не так. Но я ВИДЕЛ, как вашу штуку стерилизовали и ЗНАЮ, что вы получите всего лишь маленькие бессмысленные виточки протеина. Вот так-то. Ха.
От этого заговора у генерала болела голова, но одно он знал твердо. Это было лучше, чем отделать имперский флот. Больше ЛИЧНОГО удовлетворения.
— Наварр будет заканчивать свои дела здесь. Поместье продадут с аукциона через пять дней.
— Понятно.
— У меня еще одна остановка в турне, а потом я уеду, чтобы привести в порядок ноги. Мы встретимся на Фантоме и начнем договариваться насчет пьесы.
— Возможно, — Мейстрал танцевал вокруг Николь, — я успею попасть на премьеру.
— Это было бы хорошо, Дрейк, вот только сможешь ли ты как следует изобразить разбитое сердце? Тебе ведь пришлось бы это сделать, ты знаешь.
Мейстрал задумчиво отозвался:
— Пожалуй, я смогу выжать слезу-другую.
— Здесь требуется нечто большее. В конце концов, предполагалось, что у тебя здесь со мной был пылкий и отчаянный роман, а я в это время влюблялась в красивого лейтенанта. Пойти на премьеру было бы слишком, твое сердце бы этого не вынесло.
Мейстрал поразмыслил над этим, пока Николь обходила его кругом.
— Возможно, ты права. Простого приступа мужского горя было бы недостаточно.
— Жаль, что мы не можем сказать правду. Публика пришла бы в ярость, обнаружив, что ты и я изображали роман, устраивая свои интриги, — последователи Диадемы настаивают на аутентичности своих иллюзий, и им захотелось бы отплатить нам за то, что мы их надули.
Мейстрал вспомнил о своем решении, принятом четыре года назад, не вступать в Диадему. И пришел к выведу, что у него нет причин жалеть об этом.
— Мне придется утешаться записью, — произнес он.
— Я тебе пришлю, но только если мое исполнение будет хорошим. Если же я буду выглядеть ужасно, сожгу все копии.
