Владимир Савченко - Черные звезды (сборник)
Положив трубку, он победно посмотрел на машину:
— Пусть знает, что и уволить меня не так‑то просто!
…Они вышли из института в половине первого. Клава, жена Володьки, ждала, сидя верхом на одиноко блестевшем под луной мотоцикле: не хватило денег на обратный путь в такси. Кайменов завел мотоцикл, распрощался с Малышевым, и они умчались в пахнущую весной темноту.
Сергей направился к остановке. Город лежал внизу. Вереницы газосветных фонарей расчертили его светящимися голубыми пунктирами. Трамваи и троллейбусы озаряли низкие тучи фоторепортерскими вспышками от пантографов. Сегмент луны воровски выглядывал из‑за туч. Холодно лоснился накатанный шинами асфальт.
По случаю весны на шестигранном, как карандаш, бетонном столбе у остановки появился большой жестяной плакат:
ВНИМАНИЮ ГРАЖДАН! Посадка огородов в черте атомного реактора воспрещена.
Произведенные посадки будут перепаханы. Дирекция ядерного института.
— Атомный век! — усмехнулся Сергей, вскакивая в подкативший троллейбус.
4. РАЗГОВОР–ТЕСТ
После обеда Валентин Георгиевич уезжал в физико–технический институт читать лекции, а в его кабинете поселялся Шишкин. В это время к нему и пришел Сергей Малышев.
Ступив на порог кабинета, Сергей удивился: как преобразилось здесь все! Шелковые портьеры на окнах были приспущены и процеживали, казалось, лишь сумеречную сосредоточенную отрешенность. Предметы, которые при Валентине Георгиевиче просто не замечались, сейчас лезли в глаза, давили своей значительностью. Ковровая дорожка цвета генеральского лампаса уходила в перспективу к полированным столам, составленным посадочным знаком "Т". Телефонный агрегат из перламутровой пластмассы (внутренний, внешний, междугородный) солидно лоснился, готовый испустить ответственный трезвон. Небольшая коричневая доска, с которой были стерты меловые формулы, совсем стушевалась на стене. Весь вид кабинета как бы говорил, что здесь нельзя просто сидеть и работать — здесь надо принимать меры.
Павел Николаевич необыкновенно точно вписывался в обстановку. Он сидел слева от телефонного комбайна, развернув плечи, читал бумаги, на лице его застыло выражение по форме No 2.
…По мнению институтских острословов, у Шишкина было четыре выражения лица, которые он утром примерял вместе с галстуком и потом носил весь рабочий день с перерывом на обед с часу до двух:
выражение No 1 (для бесед с вышестоящими в научном и административном отношении товарищами, для сопровождения высоких комиссий и иностранных делегаций, а также корреспондентов крупных газет): любезность, внимательность, готовность согласиться, поддержать и засмеяться удачной шутке;
выражение No 2 (для разговора с подчиненными): взгляд, смотрящий чуть поверх и за собеседника и видящий нечто, рядовому сотруднику недоступное; хмурая озабоченность делами, несравнимо более важными, чем то, которое приходится обсуждать; ритмичное наклонение головы, которое означало, что все сказанное известно ему тысячу раз;
выражение No 3 (для присутствия на семинарах, Ученом совете, конференциях): снисходительная внимательность, скучливое понимание и того, что говорит докладчик, и того, что он намеревается сказать; усталая удовлетворенность от обилия свершенного им самим;
выражение No 4 (для сидения в месткоме, в партбюро, в президиумах и для выступлений): неподвижная идейность во взоре, мрачноватая решимость и озабоченность проблемами и делами коллектива.
"Да, интерьерчик!" — подумал Сергей, ступая по малиновому ковру. Приблизившись, он быстро глянул на папку, которую листал Шишкин, и почувствовал чисто научное удовлетворение: "Личное дело Кайменова Владимира Михайловича".
Заместитель директора, увидев свидетеля вчерашнего скандала, нахмурился и быстро отодвинул папку. Сергей и бровью не повел. У него несколько дел к Павлу Николаевичу — как к ученому, как к руководителю и общественнику. Поскольку он, так сказать, один в трех лицах. (Единый в трех лицах Шишкин расправил и без того прямые плечи.) Не считает ли Павел Николаевич, что результаты их работ по расчету оптимального графика перевозок красителей органических уже можно оформить в статью двух соавторов? Собственно, статья начерно написана. Собственно, вот она. Надо лишь кое‑что обсудить и уточнить.
Выражение лица Павла Николаевича стало промежуточным между No 2 и No 1; наклонение головы и легкая улыбка свидетельствовали, что он готов и обсудить и уточнить.
В течение двадцати минут оба демонстрировали друг другу горячий интерес к проблеме перевозок красителей.
— Здесь необходимо вставить абзац о значении оптимальных перевозок красителей, — замечал Павел Николаевич.
— Да, да, конечно, — соглашался Малышев, — это я упустил.
— А это следует изложить более осторожно. Не "разработано", а "показана возможность". Научная осторожность, она, знаете…
— Да, пожалуй.
— А здесь следует выпятить роль Валентина Георгиевича, отметить его идеи…
— И сослаться на монографию?
— Обязательно. О–бя‑за–тель–но!
Наконец Шишкин не выдержал:
— А этот… как его? — он даже потер лоб, чтобы вспомнить незначительную фамилию Володьки, хотя Сергей мог бы поклясться, что она пылает в его памяти, как неоновая реклама. — Этот… — Павел Николаевич придвинул папку. Кайменов… Как у него дела с алгоритмом "электронного организатора"?
Малышев решил отмежеваться.
— Кайменов? Мы обычно работаем в разные смены, не знаю точно.
— Да, да… Ну, вы статеечку доработайте в соответствии… и мы пошлем ее в журнал "Химическая промышленность".
— Но, Павел Николаевич, у этого журнала ведь не тот профиль, не кибернетика! — не удержался Малышев.
Шишкин посмотрел на него светлым взглядом:
— Зато химия. И мы — химия плюс кибернетика…
— Плюс транспорт?
— Да. Постойте, а вы, кажется, подсказали мне мысль. Можно послать и в журнал "Железнодорожное дело". Это будем иметь в запасе.
Шишкин помолчал, озабоченно хмуря лоб.
— А этот… Кайменов… вы его хорошо знаете?
— Да… как вам сказать? Постольку–поскольку… — Сергей насторожился: начинался второй цикл развития алгоритма "я тебе — ты мне". — Учились на одном факультете.
— Он и тогда отличался такими… э–э-э… выходками?
— Такими, собственно, нет, но…
Шишкину было достаточно этого "но".
— Да, да, крайне недисциплинирован, возомнил о себе. И характеристика от института у него не блестящая — отнюдь. Вот: "С товарищами по учебе нетактичен, в общественной работе участвовал мало…" Нам либерализм этих характеристик известен: и вовсе не участвовал и выпады допускал, а все равно напишут уклончиво, чтобы не портить карьеру. Вот и получается… И у нас он уже неоднократно отличался… ("Сейчас — про опоздания, — подумал Малышев. Ну, раз, два…") А трудовая дисциплина?! Четыре опоздания с начала года…
