Дмитрий Савочкин - Тростниковые волки
– Хм… покушение на Гитлера? Заговор двадцатого июля. Это общеизвестный факт, это во всех учебниках написано.
– Да, но в учебниках написано не всё. – Старик посмотрел мне в глаза. – Гитлер был мёртв. Целых двенадцать минут. А потом всё изменилось.
Место для тампакса
– Мёртв? – переспросил я.
– Разумеется, – ответил Старик, спокойно кивнув головой, – у меня ушло восемь лет на то, чтобы это выяснить. Когда я всё понял, то поразился, как я не догадался об этом раньше! Ты только вдумайся, насколько всё это неправдоподобно. Две бомбы, которые гарантированно убивали всех в помещении. Закрытый бункер. Портфель с бомбой прямо под ногами. А теперь – следи за руками. Из двух бомб фон Штауфенберг одну выбрасывает. Почему? Мы не знаем. Но даже одной бомбы достаточно! Далее – заседание переносят из бункера в летний домик, якобы из-за жары, чего раньше никогда не делали. Но и это всё равно не могло спасти фюрера. Затем – офицер штаба отодвигает портфель со взрывчаткой от цели. Но даже всего этого недостаточно – взрыв разнёс в клочья одежду Гитлера. А что же он сам? На нём нет ни царапины. Ты веришь во все эти безумные совпадения? Если бы такое написали в книге, я бы счёл это третьесортной выдумкой. Как сейчас говорят, «бульварное чтиво». У автора подобной белиберды было либо совсем плохо с фантазией, либо…
– Либо что?
– Либо хронически не хватало времени. Одиннадцать корректоров! Целых одиннадцать корректоров собрали тогда вместе, чтобы ухватить ток времени и отмотать его назад хотя бы на несколько минут. Для того чтобы состряпать нормальную, правдоподобную легенду, им пришлось бы мотать часы, а то и дни. Потому что они прозевали длительный и сложнейший процесс. Они умудрились проспать заговор! Представляешь себе?
– Мне сложно судить об этом, но разве весь заговор происходил в каких-то местах, где у них… ну, нет покрытия? Они разве не должны видеть всё, что происходит?
– Должны. Но не всегда способны. У них есть свои естественные ограничения, как у меня или у тебя. Тот факт, что ты можешь что-то увидеть, не означает ведь автоматически, что ты это видишь, верно? Ты хотя бы приблизительно представляешь себе, что такое война? Фантастическая каша, в которой с трудом можно уследить за судьбой целых народов, наций. А уж каждую отдельно взятую жизнь проследить становится просто невозможно.
– И как же корректоры со всем этим справлялись?
– Есть много разных хитростей. Они повсюду оставляли себе чёрные ходы, вся наша реальность ими испещрена, как голландский сыр дырками. И подряжали всех, кого можно, для самой разнообразной работы.
– Кого? Людей?
– Ну да. Почему бы и нет? Есть масса идиотов, которые, несмотря ни на что, не боятся связываться с тем, чего не понимают. Да у корректоров была целая сеть помощников!
– А Ганс Брейгель? Какова его роль во всём этом?
– Ха! – Старик довольно всплеснул руками. – Опять двадцать пять! Оставь ты это. Брейгель – это миф! О котором я уже устал слышать от всех встречных и поперечных.
– Что значит «миф»? Я обладаю совершенно точной информацией, что человек с таким именем…
– Да могло быть несколько тысяч людей с таким именем, – перебил меня Старик, – но ни один из них не являлся хранителем. Это всё глупые выдумки этих… «слуг кармы», или как их там…
– «Хранитель»? Вы сказали «хранитель»? Я уже не в первый раз слышу это слово. А вы знаете, что он хранил?
– Ну… якобы… у него были эти… солдатские жетоны…
– Жетоны? – удивился я. – Во множественном числе?
– Ну да… шесть или семь… или шесть в кармане и один на шее, я не помню. Всё это дурацкие россказни.
– А что это за жетоны? Зачем они нужны?
– Ну, если надеть такой жетон на шею, то ты якобы становишься… как тебе объяснить?
– Невидимым для корректоров? – предположил я. – Как в зоне, где нет покрытия?..
– Да, но не только. Ты как бы… вообще выпадаешь из тока времени… исчезаешь из общего плана… понимаешь? Доплываешь до края реки и выбираешься на берег. Мир вокруг тебя продолжает жить по общим законам, а ты находишься вне его.
– А откуда взялись эти жетоны? Кто их сделал?
– Да сами же корректоры и сделали. Ещё одна «чёрная дыра», чтобы тасовать чужие судьбы. Так, по крайней мере, говорили, но всё это – просто байки, и не более того. Не слушай ты их.
Старик поднял кружку и сделал большой глоток, а я достал из кармана половину жетона Ганса Брейгеля и бросил её на стол. Когда Старик ставил кружку, я внимательно следил за его реакцией. Могу поставить всё, что у меня есть, что Старик увидел жетон и понял, что это такое. Но ни один мускул не дрогнул, ни одна складка или морщинка на лице не сдвинулась. Поразительное, какое-то неземное самообладание.
– Это жетон Ганса Брейгеля, – сказал я.
– Это половина жетона, – поправил меня Старик и аккуратно подвинул её к себе по столу пальцами.
– Одиннадцатый номер штаба мотопехотной дивизии СС и вольфсангель вместо номера дивизии. Почему вольфсангель, кстати?..
Старик пожал плечами:
– Волчий крюк?.. Считается, что он ловит волков. Он и вправду чем-то отпугивает этих малышей…
Старик произнес слово «малят» с искренней теплотой, и не каждый понял бы, что он имеет в виду волков.
– Это один из тех жетонов, о которых вы говорили? – спросил я.
Старик опять пожал плечами:
– Трудно сказать. Это ведь только половина жетона. Жетон работает, лишь когда он целый. Разломленный пополам, он бесполезен.
Он осторожно взял половину жетона пальцами и поднёс к глазам. Затем улыбнулся чему-то и положил его назад на стол передо мной.
– Спрячь это и никому не показывай. А ещё лучше – верни туда, откуда взял. Зря ты с этим связался.
– Делать нечего, – сказал я и одним большим глотком допил глинтвейн, остававшийся в моей кружке, – уже связался.
Я посмотрел на часы. Пора было идти, иначе я мог не успеть до вечера приехать в Олыку.
– Послушай, что я тебе скажу, – сказал Старик, глубоко вздохнул и поставил локоть левой руки на стол. – Если… – он взмахнул в воздухе указательным пальцем, – ты найдёшь Брейгеля и если, – он сделал ещё один взмах, – ты найдёшь эти жетоны, то прислушайся к моему совету: не трогай их. Проживи свою жизнь и умри своей смертью. Не ищи встречи с тростниковыми волками.
Он вдруг стал по-лешковски растягивать слова: «о-че-ре-тя-ны-мы… вов-ка-мы…»
– Спасибо за совет, – сказал я и встал.
– На секунду, – сказал он и сделал приглашающий жест, – дай мне твою левую руку.
Я сделал шаг вперёд и протянул Старику ладонь. Он взял мою кисть в одну руку и указательным пальцем другой, надавливая на кожу ногтем, нарисовал мне на тыльной стороне запястья развёрнутую букву «Z». Когда он отпустил мою кисть, на ней остался отчётливый красный след его ногтя.
