Роман Никитин - Пусть люди вымрут!
− У кого какое мнение, камрады? − главарь оглядел своих подельников.
«Что такое камрады?» − удивилась арабеска.
− Понятия не имею, − тихим шепотом отозвался Флавий.
У «камрадов» мнения были разные. Себастьян сказал, что ему все равно (Флавий этого и ожидал). Близнецы поддержали идею странных гостей, заявив, что «житья совсем не стало, вот Бабочку угрохали — и хорошо, остался только один паскуда около порта». Очевидно, имели в виду именно Расчленителя. Мавр из своего угла просипел что-то маловразумительное, и Николя только махнул на него рукой.
− В общем, я вам тоже не особо верю, − усмехнулся главарь. − Но по результатам голосования, похоже, вас поддерживает большинство. Ведь так, Лези?
Девушка кивнула.
− Ну и отлично, − засмеялся Николя и поднялся с сундука. − Намнем бока диаволу. Что от нас нужно?
Близнецы были не робкого десятка, но когда их оставили на пристани, было видно, что и Жиль, и Ришар весьма неслабо трусят. Впрочем, любой марселец на их месте и вовсе бы уж в штаны наложил. А эти ничего, держатся. Лези проявляет железную выдержку, ну да разведчица и должна быть такой. Не столько в самом деле смелой, но виду не подавать, что тяжко.
«Ты настолько уверен в своей версии?» − кинула мысль Гиза.
− Более чем. В крайнем случае, все обойдется просто ночной прогулкой.
«С Николя будешь сам тогда объясняться».
− Хорошо. Смотри, идет наш дружок!
По набережной, от одного потухшего фонаря к другому шел субъект весьма щегольской наружности. Видно было плоховато, и Флавий включил увеличение.
Замечательнейший подарок подземного демона, хрустальные глаза, послушно завращали какими-то внутренними механизмами, и римлянин-нгулу смог разглядеть фигуру в деталях. Немного в неестественных тонах, но это плата за ночное зрение. Его он включил еще в гостинице.
Точно, сам Лу Франкелен собственной персоной. Один, что и требовалось доказать. Совершенно не боится никакого Расчленителя, что и неудивительно.
− Да ладно, Мани, кончай вертеться… Мы ж любя, почти не больно!
− Отстаньте, говорю вам! Нужна шлюха — идите в бордель.
− Мани, не буди в нас зверей, − ласково, но угрожающе прогудел один из близнецов, наряженный в греческого матроса. Второй был одет точно так же, а «Мани» — в официантку из трактира. Как раз вчера в Южном порту города встал на якорь пароход из Афин — греки еще не знали, что случилось в Марселе. Морячки ушли в город развлекаться, несколько остановились в «Ля руж», в номерах попроще. Оттуда и одежка.
Флавий с интересом наблюдал за картиной. Если он прав, то сейчас Лу Франкелен должен начать действовать. Ежик уже достаточно «разогрета» обоими близнецами: курточка слезла с плечика, юбка порвана сбоку, и в прореху проглядывает загорелая, дивной стройности ножка.
− Господа, девушка не хочет с вами, − подал голос газетчик.
− Вали отсюда, малыш, − прогудел Ришар. Или Жиль? Диавол, не разберешь как похожи, да и голоса одинаковые.
− Да-да, иди себе. Мы и без твоего маленького участия обойдется, − нагло заявил второй близнец, прыснув со смеху при словах «маленького участия».
Флавий улыбнулся. Знает, чем задеть заморыша Лу.
Газетчик сделал вид, что мучительно размышляет над предложением подвыпившего матроса, а сам в это время быстро прошелся взглядом по окрестностям.
«Ну, смотри-смотри, все равно не высмотришь», − процедил сквозь зубы римлянин.
Действительно, не обнаружив вокруг никого посторонних, газетчик уверенной походкой направился к троице.
«Теперь ты должен хотя бы чуть-чуть, но ранить любого из них», − размышлял Флавий. − «Кого именно?»
− Господа, я еще раз предлагаю вам…
− А я предлагаю тебе валить отсюда, − перебил близнец и, бросив «Мани» на попечение брата, вынул из-за сапога нож. − А ну брысь, мелкота!
Это он зря. Теперь Лу обязательно попытается избежать человека с ножом. Ему ведь нужна беззащитная жертва…. ой!
«Ложись!!» — хотел было крикнуть римлянин, но опоздал.
Лу не стал пытаться обходить близнеца, а лишь вынул из-за пазухи какую-то продолговатую трубку, направил ее на Жиля (или Ришара?). Потом трубка дрогнула.
Язык пламени с дымом вырвался из жерла трубки, а секундой позже Флавий услышал резкий и звучный хлопок. Он отразился от ближайших стен и пошел гулять по городу, распугивая кошек и ворон.
Близнец схватился за грудь, удивленно посмотрел на окровавленную руку и молча повалился на набережную.
Лези завопила, второй близнец опешил и даже позабыл о своем ноже.
Флавий отчетливо представил себе облик любимой и тщательно подбирая звуки, произнес:
− Пора!
И действительно, пора.
Газетный магнат подошел к упавшему матросу, склонился над поверженным противником (Флавий видел, что близнец еще дышит) и положил ему руку на грудь. Прямо на кровавую рану, нанесенную невиданным оружием.
По набережной прокатился шквал ветра. Рвал вывешенные на задних дворах простыни, хлопал флюгерами, шумел в лабиринтах выставленных на просушку снастей. Превращение началось.
Флавий уже не видел. Он во все ноги бежал к месту убийства, пытаясь успеть до окончательной трансформации. Иначе все пойдет прахом.
«Ты — светом, я — серебром», − это Гиза.
Хорошо, пусть будет так. В конце концов, у арабески богаче боевой опыт, ей будет легче подобраться к демону на расстояние удара.
Оба успели как раз в тот момент, когда здоровенный черный леопард стряхивал с себя остатки человеческой одежды. Не переродившимися оставались лишь задние лапы, ниже коленного сустава пока еще человеческие.
Флавий своим нутром понимал, что пока демон не перейдет в боевую форму полностью, он не будет атаковать. А значит, есть еще пять-шесть секунд.
Оставшийся близнец выронил вынутый нож, и сейчас пятился назад, прикрывая собой Ежика.
Гиза уже появилась в пределах видимости − нечеткая, размазанная фигура в черном, гигантскими прыжками несется на монстра. Флавий не разу не видел, чтобы человек бежал столь быстро.
Сам римлянин тоже набрал ход, но до твари ему оставалось еще футов сто.
«Не успеваю!!!» − с раздражением подумал воин. Видимо, услышала арабеска, потому что в мозгу раздалось:
«Ноги, Флавий!»
И в самом деле! Какого диавола!?
Флавий распрямил свои двухфутовые суставчатые окончания, скрытые внутри икроножных мышц, и все без малого семь талантов машинного веса нгулу взмыли в воздух в гигантском прыжке. Краем уха римлянин успел услышать, как рвутся застежки новеньких сандалий — любимой обуви.
