Андреи Синицын - Фантастика 2002. Выпуск 3
— Ну есть конфеты «Сладкая жизнь», ну а тут мы подумали, что масло… Ну, в общем, пока все. Вариантов нет. Ничего не подходит?
— Приезжай в офис, — сказал Вадим Петрович. — Будет мозговой штурм.
Вадим Петрович отложил трубку и покатал стопку по столу.
— Элла! Вызови всех в офис. Скворцова. С женой! И этого, чернявого… И… — Стопка выскользнула из-под руки, упала на пол и кратко щелкнула. — Да черт с ними со всеми!!! Никого не зови!!! Бутылку водки и пожрать!! Курицу!! Свинину!!! Сало!! С перцем!! В кабак! Гори оно все…
— Вася-йо, ты меня уважаешь-на? — спрашивал Вадим Петрович, наклоняясь через дощатый столик к самому лицу Цуцыкова, чтобы перекричать оркестр.
— Ув-важаю, Вам-Прович, — отвечал грустнеющий Цуцыков.
— Тридцать лет назад все пацаны Щетиновки знали, кто такой Вадик Сметана! Понял-на? Уважали!
— Угу… — кивал Цуцыков. — А может, и назвать «Фолькс-буттер»?
— Да погоди, Вася-йо, — морщился Вадим Петрович и тряс его за плечо. — Все знали Вадика Сметану! И в Королях знали! Боялись! И в Самаре слышали-на!
— Угу… — кивал Цуцыков. — А может, переоборудовать цеха на сметану?
— Мать! — стучал кулаком Вадим Петрович. — Вася, пойми! А потом — перестройка! В Москве знали меня! По всей стране знали, суки, кто такой Сметана!!! Сметане все можно! Я любые проблемы решал! Вот только название придумать не могу. Знал бы, что такое будет, ни на хрен бы не покупал оборудование за четыре миллиона на этой драной распродаже!
— Угу… — кивал Цуцыков.
— А вот голубых в Щетиновке сроду не было, — вдруг вспомнил Вадим Петрович с огорчением. — Ты чего в петухи пошел, Вася?
— Сам ты петух!!! — взвизгнул Цуцыков.
— Ответишь за базар? — сразу помрачнел Вадим Петрович.
— Да я женат с семнадцати! У меня трое по лавкам! Попробуй их прокормить этими драными визитками и рекламками! Фирма крошечная! Я и Светка! Доходы — во! — Цуцыков сжал кукиш.
— А че волосы не стрижешь? — опешил Вадим Петрович.
— Мля-я-я-я-я!!! — вскинулся Цуцыков.
— Тихо-тихо! — Вадим Петрович миролюбиво помахал желтой пятерней и налил еще по стопке. — Хорошо, что не петух. Уважаю. Придумай мне слово, Вася. Пять тысяч дам!
— Не знаю-ю-ю я-я… — Цуцыков мотал головой, и Вадиму Петровичу казалось, что он вот-вот заплачет.
Они чокнулись и выпили.
— Вася, все просто. Масло оху…тельное. Нужно, чтобы человек почувствовал это всей душой! — Вадим Петрович постучал ладонью по печени. — Ферштейн?
— Оху…тельное масло, — неожиданно трезвым голосом сказал Цуцыков.
— Не понял?
— Оху…тельное масло. Чего думать-то!
— Так нельзя! — испугался Вадим Петрович.
— Иначе никак.
— Так нельзя! — повторил Вадим Петрович.
Цуцыков скорчил неожиданно дикую рожу.
— Сметане все можно, Сметане все можно! — передразнил он, но Вадим Петрович смотрел сквозь него, вдаль.
— Оху…тельное масло. — Он налил стопку до краев и опрокинул в рот. — Ну Васька! Ну гений! Профессионал! Че ж ты раньше-то молчал, сука?
— Дизайн я сделаю, — сказал Цуцыков. — Тут уже не надо выпендриваться: белая пачка, черные буквы.
Словно железная рука схватила печень и сжала, начала крутить внутри живота, как выкручивают из грибницы боровик. Подкатило к горлу. Зал кабака закружился и улетел, со всех сторон навалилась желтоватая темнота.
— Вадим Петрович!!! — закричал Цуцыков.
В белых коридорах госпиталя Хольденштрау Вадим Петрович впервые почувствовал себя безнадежным стариком. За год — три операции. Лазерная терапия, горы таблеток на тумбочке… Иногда жена пересказывала ему новости из России. Небывалая популярность у населения, золотая медаль на фестивале российских продуктов. Налажены поставки в Москву. Выстроен новый корпус. Скворцов стал почетным членом Лондонского клуба. Госдума продолжает обсуждать поправку к законопроекту о цензуре названий, но мнения снова разделились. «Фольксбуттер» подает в суд на щетиновскую «Велину», выпустившую пакеты быстрого приготовления «Не…ый супчик», но суд не признает плагиата. В Самаре выходит первый номер журнала «М…ые ведомости». В Москве открывается центр туризма «Ох…льный сервис». В Англии начат выпуск реппелента от комаров «Факофф». Вадима Петровича все это давно не волновало. И когда доктор Вильдер сказал, что надежды нет, Вадим Петрович не почувствовал никаких эмоций. А когда доктор Вильдер предложил заморозиться в жидком азоте, пока врачи не научатся лечить цирроз, Вадим Петрович лишь вяло кивнул.
Очнулся он в большом светлом зале, лежа в кресле странной конструкции. Сознание будто разом включили. Вадим Петрович посмотрел на себя и увидел, что одет в нелепый костюм салатового цвета. Раздались аплодисменты. Вадим Петрович вздрогнул и увидел прямо перед собой шеренгу солидных людей, одетых в обтягивающие деловые костюмы. Со всех сторон поблескивали объективы камер. Наконец один из присутствующих важно шагнул вперед, вытянул ладонь и произнес:
— Позвольте зачитать…, не…нно торжественную ноту…ой вежливости от П…ого президента О…ого…, Со…за Мировых Государств! Мы о…но рады…, приветствовать до…ое возвращение…, к на…ой жизни первого человека, про…шего в жидком азоте семьдесят пять нех…х лет! Да здравствует наша о…ая медицина! За…сь, б…ь!
И шеренга зааплодировала.
ПОВЕСТИ
Владимир Васильев
РОК НА ДОРОГЕ
Полуавтобиографическая повесть с сильными преувеличениями.
Любые мысли о сходстве описанных в повести людей с людьми реальными остаются на совести читателя, даже если имена, фамилии или иные приметы совпадают. Автор также осведомлен о некоторых хронологических нестыковках в тексте.
1. Who Do We Think We Are? (1973)
До появления Димыча группа даже еще не обрела название. Не было и клавишника Пашки. А были…
Было их пятеро. Давно и прочно, на уровне «семьи-родители» знакомые Андрюха Шевцов и Игорь Коваленко. Прибившийся к ним несколько позже Данил Сергеев. Приятель и сосед Андрюхи — Вадик Орликов, которого обыкновенно именовали просто «Малый». И недавний знакомец Данила, человек — иерихонская труба, Костик Ляшенко.
Ну и, разумеется, Шура Федяшин — личность совершенно свихнувшаяся. Ну скажите на милость, кому еще паяльник может быть привычнее авторучки, как не психу?
Впрочем, обо всем по порядку.
Кто был молодым, тот знает этот странный зуд в руках, это непреодолимое желание взять все, что можно хоть с натяжкой именовать музыкальным инструментом, объединиться с приятелями, включить на запись простенький магнитофончик, недавно подаренный родителями и…
