Михаил Ахманов - Бойцы Данвейта
Светлая Вода отозвался на эту просьбу иронической усмешкой. Ришар недовольно пробурчал:
– Хитрая бестия! Тупицу изображает!
Но Сослан Бакуриани, прирожденный переговорщик и дипломат, ничем не выдав раздражения, начал пояснять:
– Видишь, кацо, живут на свете этакие хапторы, и, как ты сам говоришь, в бога они не веруют, Если бы верили, все было бы просто, дорогой: их бог – Владыка Пустоты, а наших Хозяев они считают жрецами, у которых с Вседержителем прямой контакт. Мы бы такое послушали и вместе посмеялись, да? Но получается-то иначе! Они из Владыки божества не лепят, он для них реальный кадр! Вот, давай послушаем еще раз!
Бакуриани запустил трансляцию, фигура хаптора ожила, и под сводами камеры раздался его резкий голос: «Волосатый все же глупее дроми, хотя трудно такой вообразить. Ваш не верить, что Владыка Пустоты наследник Древних, ваш думать – просто слова… Но он не слова, он есть в Галактика, и лоона эо имеют с ним связаться. Он помогать достойный народ – не дроми, не ваш волосатый, а такой, как хаптор. Ясно?»
– Видишь, что говорит! Владыка Пустоты наследник Древних… Он есть в Галактика… Так есть или нет?
– Есть, но только в представлении хапторов, – поразмыслив, сообщил Планировщик.
– А если в объективном плане?
– В моем распоряжении таких данных не имеется, Старший Защитник.
Вождь Светлая Вода пожал плечами:
– Не уломаешь ты его, Сослан. Ничего нам от него не добиться. Или он об этом не знает, или не может говорить в силу наложенного запрета. Биомеханизм, камерады! С ним в упрямстве не потягаешься… – Стиснув пальцы протеза в кулак, Кро повернулся к Вальдесу: – Сергей, ты обсуждал эту тему с девушкой?
Бакуриани и Ришар бровью не повели – видно, знали, о какой девушке речь. Это Вальдеса не удивило. Похоже, у Секретной службы был на Данвейте не один крючок.
– Расы, служившие лоона эо, много веков были с ними в контакте, – вымолвил он. – Разумеется, в косвенном, через сервов и искусственные интеллекты баз и крепостей, но это лишь придавало Хозяевам таинственности. Тайны порождают домыслы, потом – легенды… свои у хапторов, свои у дроми… Так сказала Занту.
– Вполне возможное объяснение, – согласился Бакуриани. – Ты как считаешь, Планировщик?
– Ответ на данный вопрос лучше известен лоона эо, – сообщил искусственный разум.
– Спроси койота, где спрятана кость, и он ответит, что питается травой. – Кро поднялся и выключил запись. – Пошли, камерады. Здесь нам с этой проблемой не разобраться.
У всех троих лица были недовольные. Монтегю Ришар хмурился, Бакуриани чесал в затылке, Вождь Светлая Вода, словно признаваясь в поражении, отстучал несколько тактов из вагнеровской «Гибели богов».
– Она сказала кое-что еще, – произнес Вальдес.
Адмирал резко развернулся к нему:
– Женщина лоона эо?
– Да. Она сказала, что лучше не беспокоить Владык и не искать с ними встреч. Конечно, если бы они существовали.
– Намек! – провозгласил Бакуриани. – Явный намек!
– Не вижу ничего явного, – проворчал Ришар. – Это скорее повод для раздумий.
Переговариваясь, они зашагали к лифту, но тут под сводами камеры прозвучало:
– Защитник Вальдес. Просьба остаться.
– Хочешь с ним посекретничать, дорогой? – Бакуриани запрокинул голову, всматриваясь в потолок. – Вообще-то не положено. Мы старше по возрасту и званию.
– Частное дело, Старший Защитник. Прости. Мое смущение и горе равны твоей обиде.
То была формула извинения, и Бакуриани, выслушав ее, расхохотался:
– Смущение и горе? Не знал, что ты умеешь смущаться и горевать!
– Не умею, – сообщил Планировщик, раскрыл шахту гравилифта и сильным потоком воздуха втолкнул в нее Бакуриани, Ришара и Светлую Воду. Потом произнес: – Защитник Вальдес, в соседнем помещении стоит кресло. Сядь в него и жди. С тобой будут говорить Гхиайра и Птайон.
* * *
Он и представить не мог, что рядом с терминалом Планировщика есть какое-то помещение. Но оно было – маленькая каморка с округлыми молочно-белыми стенами, похожая на внутренность яйца, из которого удалили содержимое. Посередине стояло кресло – узкое, небольшое, рассчитанное на серва или лоона эо. Вальдес поместился в нем с трудом.
Похоже, его хотели удостоить особой чести – до сих пор Хозяева не встречались с Защитниками и земными дипломатами не только лично, но и с помощью связных устройств. То ли вид иных созданий был им мерзок и страшен даже в голографическом изображении, то ли они полностью доверяли сервам и не видели нужды в личных контактах. Но все течет, все меняется, как говорили древние, и вот – жди! С тобой будут говорить Гхиайра и Птайон…
Кто из них тальде, кто трла и тайос, Вальдес представления не имел, – возможно, Занту об этом вообще не сообщила. Крутилась в голове смутная мысль, что в брачном союзе ее предков был еще один член, третий, однако не лишний, но имени он припомнить не мог – Баани?.. Боини?.. В общем, что-то в этом роде, а точность не важна, раз Баани-Боини не пожелал с ним свидеться. Или не пожелала? На земной лингве можно было сказать так и этак, а что до языка лоона эо, то в нем пол не уточнялся.
Пока Вальдес размышлял на эти занимательные темы, сиявшие молочным светом стенки яйца сначала помутнели, затем потемнели, и он очутился в пространстве среди звезд. Зрелище было привычным, но кроме узора созвездий и широкой ленты Млечного Пути перед ним сверкало солнце, примерно такое же, как видимое с земных заатмосферных спутников. Эта звезда казалась красноватой и более спокойной, чем светила Данвейта и Земли – видимо, имела возраст посолиднее, так что яростная круговерть протуберанцев, магнитные бури и потоки заряженных частиц остались в далекой буйной юности. Теперь ее свет был ровным, ласковым и приятным для глаз. Вальдес чувствовал на лице ее нежное тепло.
Потоки солнечных лучей омывали планету. Чудилось, что этот сфероид на удивление огромен и будто бы высечен из горного хрусталя – он так переливался и блестел, что Вальдесу пришлось сощуриться. Скорчившись в тесном кресле, он наблюдал, как неведомый мир неторопливо и торжественно плывет к нему, озаряя сиянием мрак космической пустоты. Вскоре поверхность хрустального шара стала распадаться на множество дуг, охватывающих некий, пока еще невидимый центр. Дуги, точнее – эллиптические орбиты, не были сплошными, а походили на ожерелья из сверкающих бусинок, не соприкасавшихся друг с другом, но словно связанных нитями мягкого, чуть мерцающего света. Их количество казалось Вальдесу огромным – не сотни, а скорее тысячи овальных оболочек, гигантских опалесцирующих жемчужин, вращавшихся в строгом и нерушимом порядке вокруг внутреннего мира. Он насчитал больше сорока орбит-колец, сбился, начал считать снова, но на стенах его камеры уже плыли другие картины.
