Кортни Маум - Мне так хорошо здесь без тебя
– Полагаю, вы и есть Ричард? – спросил он, склонив голову набок.
«Твою мать», – подумал я, протягивая ему еще даже не просохшую руку.
– Ну, идемте в кабинет, там и поболтаем.
– Х-хорошо, – ответил я, заикаясь. – Сейчас, я только возьму…
Я выудил из-под кресла портфель с набросками и пошел за человеком, державшим в руках мою судьбу.
Обстановка в кабинете у Азара была именно такой, как я ожидал: аккуратной и педантичной. На двух полках располагались тщательнейшим образом подобранные книги, письменный стол представлял собой внушительную конструкцию из красного дерева с обтянутой кожей столешницей, а на полу лежала шкура панды – очень надеюсь, что искусственная.
Азар сел в прозрачное крутящееся кресло и указал мне на табуретку. Красивую и явно дорогую, но все же табуретку. Я подумал, что сейчас мне предложат заодно надеть шутовской колпак.
– Ну, вперед. – Азар сложил руки перед собой. – У меня мало времени.
– Да-да. – Я выложил на стол свое портфолио и наброски будущей инсталляции. – Вот фотографии моих последних работ и отзывы в прессе.
Азар взял папку и отложил в сторонку.
– Это я еще посмотрю. Давайте поговорим об Ираке.
– Прекрасно. – Я изо всех сил старался не покраснеть. – Я все описал, вы можете посмотреть и…
– Лучше расскажите мне сами в двух словах, – предложил он, откинувшись на спинку кресла.
– Хорошо. – Я расправил плечи. – В общем, инсталляция будет называться «Война стирает все». Хотя войны как таковой еще нет…
– О, война будет, – вставил Азар.
– Сам я британец, однако провел много времени в Америке. То, что эти две страны начинают совместное наступление по такому надуманному поводу, я считаю абсурдом. И хочу сделать интерактивную инсталляцию об ошибках. Я поставлю две стиральные машины – одну британского, другую американского производства – и постираю в них предметы, напоминающие о прошлых ошибках, которые были сделаны в этих странах. Я имею в виду как глобальные политические ошибки, так и личные, которые сделал я сам. Публике тоже будет предложено принести свои вещи-символы. И мы все это торжественно постираем – только не в воде, а в бензине.
– В бензине? – переспросил Азар, вскинув брови.
– Ну да. А за машинами я растяну бельевые веревки, на которых развешу постиранное. И к каждой вещи прикреплю армейский жетон, на котором будет выбито описание и фамилия того, кто ее прислал.
– Ага… – Азар побарабанил пальцами по столу. – Чтобы они напоминали трупы?
– Ну, тут все зависит от размера предмета. Но, учитывая, что они будут покрыты масляной жижей, да. Трупы или нерожденных детей.
– Вот так вот… – глубокомысленно произнес Азар, что-то записывая.
Я умолк. Много ли скажешь после словосочетания «нерожденные дети»?
Принявшись за мое портфолио, Азар спросил:
– Я так понимаю, стирать в бензине вы уже пробовали?
Воодушевленный, я ответил, что да.
– И ничего не взорвалось?
– Нет. – Я постарался придать тону убедительность. – Только сушить в машине нельзя. И бумага очень сильно раскисает.
Он покивал:
– Список необходимых материалов есть?
Я с готовностью протянул ему план проекта. К моему ужасу, Азар начал зачитывать его вслух:
«Необходимо: две стиральные машины – одна марки „Вирпул“ (четыреста евро), одна „Трайсити бендикс“ (триста пятьдесят евро). Возможно, один инвертор и один антипомпажный механизм (двадцать пять евро). Две большие плетеные корзины для белья („Икея“, девять евро за штуку). Шесть канистр бензина (восемнадцать евро за штуку). Три упаковки латексных перчаток (десять евро). Две большие кастрюли (пятнадцать евро). Две деревянные платформы по десять квадратных метров („Касторама“, примерно сто евро). Пятьдесят армейских жетонов (двести евро). Аппарат для гравировки по металлу (семьдесят пять евро). Бельевая веревка (пятнадцать евро). Прищепки (пять евро). Нейлон для флага (двадцать пять евро). Краски для флага (сорок евро). Черный брезент (двадцать евро)».
Азар поскреб подбородок, записал что-то на бумажке и продолжил:
«Схема: Инсталляция занимает около сорока квадратных метров. Две стиральные машины расположены рядом на расстоянии полуметра, американская слева, британская справа. Одна корзина слева от американской машины, другая справа от британской. Рядом – канистра бензина. За машинами висит флаг, представляющий собой гибрид американского и британского (выполнен художником масляной краской на нейлоновом полотнище, эскиз в приложении). Флаг сделан так, что рисунок слабо различим вблизи, но становится явным издалека. Машины, корзины и канистры стоят на деревянных платформах. Справа от машин натянуты бельевые веревки. Под ними расстелен черный брезент – чтобы вызвать ассоциации с мешками для трупов».
И опять он что-то черкнул на своей идиотской бумажке. Небось список для супермаркета. «Передайте жене, на ужин хорошо бы фарфалле с лесными грибами. И у нас закончилась двухслойная туалетная бумага. Спасибо, Элис, вы душечка».
Развалившись в кресле и пригладив роскошную шевелюру, Азар перешел к последней странице моего плана:
«Слово художника: Цель этой инсталляции под рабочим названием „Война стирает все“ – проиллюстрировать абсурдность поисков в Ираке оружия массового поражения. Мы приглашаем зрителя принять участие в безумном варианте рутинного домашнего действия – стирке вещей в бензине. Для стирки будут выбраны предметы, которые напоминают художнику и участникам о прошлых ошибках. Инсталляция воздействует на зрителя на интеллектуальном, визуальном и ольфакторном уровне и наверняка будет оценена по достоинству любителями творчества Софи Калль и Маурицио Каттелана».
Вот и все. Читать больше нечего. Остались только наброски, на которые он даже не взглянул.
Азар крутанулся в своем пафосном кресле в одну, потом в другую сторону. Собрал листки с моим планом, аккуратно сложил, прижал маленьким серебристым пресс-папье в виде сосновой шишки.
– Хорошо! – объявил он, нацарапал еще что-то на бумажке, завершил размашистым восклицательным знаком и встал. – Идемте со мной.
Мы вышли из кабинета, но вместо того, чтобы свернуть направо к моей длинноногой землячке, убивающей время в соцсетях, он повел меня в другую сторону. Мы свернули за угол и оказались перед аркой, которую завешивали полосы целлофановой пленки, прикрепленные к потолку голубой изолентой. Азар раздвинул полосы и жестом пригласил меня внутрь. Я шагнул в полумрак. Теперь понятно, что имел в виду Жюльен, называя этого человека «жестким». У него есть отдельный выход для отвергнутых просителей. Однако Азар пролез следом за мной и вытащил из внутреннего кармана фонарик.
