Станислав Михайлов - Эра воды
Страх, следующий за тобой тенью.
Он усиливался во мне, как крепчает ветер перед бурей. Он креп с приближением берега.
Вот впереди замаячил неясный силует, и я переключил двигатели на обратный ход. Уже в четвертый раз за последние полчаса. Теперь не показалось. Из тумана важно выплыл крутой темный бок огромного утеса. Мое корыто тюкнулось в него носом и медленно отползло назад. Берег тут же скрылся из виду. «Хорошо, что на море тихо», — в очередной раз подумалось мне, и я, вновь постучав по деревянной ложке, включил акустику. Все-таки не электромагнитные волны, авось прокатит. Вслепую идти вдоль скал — безумие, кроме того, мне требовалось найти место для выхода из воды.
В кабине появилась проекция береговой линии — полупрозрачный контур завис в воздухе, обрываясь справа и слева, там, куда не добивал работавший на минимальной мощности эхолокатор. Сопоставив его показания с навигатором, то есть со старой топографией, я сделал интересное открытие: берег отодвинулся километров на двадцать от прежнего положения. Если, конечно, не изменился радиус Ганимеда, но это подозрение ни проверить, ни опровергнуть не представлялось возможным, да и уж больно фантастическим оно выглядело, так что я решил его отбросить. Значит, были тектонические подвижки, прелестно. Поверхность архипелага может оказаться сколь угодно перекуроченной; на карты, получается, особенно полагаться нельзя, а радар включать мне бы пока не хотелось, не взлететь бы на воздух. Да и проходимость по суше у моего корыта минимальна, нет даже воздушной подушки, так, примитивный колесно-гусеничный гибрид весьма ограниченного радиуса действия. Это если ничего не сломалось, и удастся выпустить колеса.
Подумав еще немного, я списал эффект убегание берега на очередные шутки физики: доверяя приборам, мы вечно забываем, что они лишь интерпретируют измеряемые значения, выдают трактовку на основании доверия к этим значениям, следуя заложенным программам, но так ли уж можно полагаться на стабильность того же магнитного поля, особенно на Ганимеде? Не удивлюсь, если эти двадцать километров родились в фантазии моего навигатора, сложившего А с Б без должной критичности.
Проплыв еще километров тридцать вдоль берега, я, наконец, заметил относительно пологий подъем. По навигатору отсюда до станции Чандлера всего сорок километров. Если горы не всбесились, если дорогу не разломало и не завалило, она должна быть где-то неподалеку. Тут на карте отмечена пристань.
«Вернее, не тут, а километров пятнадцать в море» — пробормотал я себе под нос и ввел поправки в навигатор.
Колеса выдвинулись успешно. Помогая себе манипуляторами, бронечудище выползло на берег. Я с трудом втиснулся в древний скафандр, занимавший весь шлюз. Он не поместился в основной отсек капсулы, зато обладал удобным фронтальным входом, так что я закрепил его прямо здесь, к себе передом, к внешнему люку — задом. Этот скафандр делал меня похожим на огромного механического жука. Особенно украшал сверкающий металлом горб, под которым хранился изрядный запас сжатого кислорода и допотопные аккумуляторы.
Новая форма жизни на Ганимеде: доктор Пол Джеферсон, homo scarabaeus, человек жукообразный. Только ничтожное тяготение юпитерианского спутника позволяло мне двигаться, не будучи скованным титаническим весом этой штуковины. Дело в том, что в музее удалось найти лишь этот скафандр усиленной защиты, предназначенный для работы на поверхности небесных тел, подвергающихся повышенному облучению. Иначе говоря, полтонны свинца и чего-то там водородосодержащего надежно прикрывали меня от назойливых гамма-квантов, рассерженных протонов и яростных нейтронов. Пожалуй, на Ио это было бы уместно, особенно если снабдить его дополнительно лыжами для движения по расплавленной сере и зонтиком от вулканических бомб. А для Ганимеда — явное излишество, ведь планетку-то с самого начала трансформации прикрыли космическим щитом искусственного магнитного поля, надежно защищающим поверхность от заряженных частиц. Что до нейтральных, так их и так было не слишком много, вполне справлялась атмосфера, образовавшаяся после растопления океана и интенсивно насыщаемая правильными газами с помощью кучи автоматических заводов.
Как бы там ни было, краденому коню в зубы не смотрят, скафандр такой, какой есть. Земные полтонны здесь делятся на семь, так что, можно сказать, я чувствовал себя почти как в какой-нибудь экспедиции на Гавайях. Можно сказать, но это будет неправдой, потому что скафандр был еще и чудовищно громоздким, при движении по пересеченной местности придется постоянно учитывать габариты.
Я осмотрел колеса. Вроде, правильно, не перекошены. И три пары гусениц. Тоже в норме.
Площадка, куда выполз мой агрегат, выглядела подозрительно ровной. Ага, весьма любопытно — под гусеницами ни что иное, как пластобетон. Похоже, пристань никуда не делась.
Пристегнувшись тросиком, я неуклюже заковылял по площадке. Капсула-трансформер, превратившаяся теперь в вездеход, мгновенно исчезла из вида. Лишь тонкий трос, змейкой выползающий из тумана, напоминал о ее существовании.
Ровная площадка обрывалась, заканчиваясь стандартным ограждением. Световая сигнализация не работает, система обесточена, но нет сомнений, это причал. Почти наощупь нашел я сенсорную штангу, темную и мертвую. В обычных условиях по ней бежали бы огоньки, указывая направление на станцию или опорный пункт.
Перестегнул страховочный тросик и двинулся в неизвестность.
Дорога в целости и сохранности, мой бульдозер проедет без проблем.
Еще пара штанг, и едва не впилился в дверь шлюза. Темную, гладкую, с маркировкой «ОП-74, ст.19 им. Чандлера». Опорный пункт, находящийся в зоне ответственности девятнадцатой станции. Небольшой купол, оборудованный лишь самым необходимым. Служит для поддержки работоспособности пристани.
Хорошая новость — он цел. Это значит, по крайней мере, не все реакторы взорвались, чего можно было бы ожидать после аварий с челноками спасателей.
Плохая новость — он деактивирован, полностью остановлен, не работает даже аварийная система, а ведь в случае вылета реактора должна была запуститься автоконсервация. Проще говоря, сенсорные штанги должны светиться, как и габаритные огни шлюза. И дверь шлюза должна была открыться по моей команде. Такое отключение могло произойти только в случае полной разрядки аккумуляторов. Если правильно помню техническую документацию, в этих условиях их должно было хватить лет на двести.
Я приземлился в далеком будущем? После марсианских приключений ничто не казалось мне странным, никакое, даже самое нелепое предположение, не отбрасывалось сразу. Однако, судя по состоянию покрытия и прочим признакам, машина времени тут не проезжала.
Проектировщики опорных пунктов, конечно же, учитывали вероятность аварии. Вовнутрь можно попасть. Нужно только вспомнить, как…
И я вспомнил. Должна отодвигаться панель справа от двери. Под ней — поворотный механизм, что-то вроде штурвального колеса — нужно крутить, и Сезам откроется.
Панель я нашел быстро, одна незадача, ее заклинило. По идее, эти панели блокировались, чтобы никто не пытался вручную отворить шлюз, когда существуют нормальные способы. Блокировка должна была сниматься при обесточивании. Однако не снялась.
Профессор Марков, будучи моим начальником на этой самой планетке, говаривал, что у русских и американцев есть общие черты ментальности, сходные внутренние правила, одно из которых — Принцип Кувалды. Если тонкая техника не работает, на нее воздействуют грубо. Принеся из вездехода монтировку, ручное зубило и молоток, я, проклиная низкую гравитацию и неудобный скафандр, принялся взламывать панель.
Страждущий да обрящет. Не прошло и получаса, как непокорная пластина отвалилась, дав мне доступ к механизму. Без особых проблем повертев колесо, я сдвинул дверь и вошел. Внутренняя панель распахнулась легко, обнажив еще два колеса. Я крутанул правое, и шлюз закрылся, оставив меня в темноте. Пришлось зажечь наплечный фонарик, в его свете открыть вторую дверь и шагнуть в коридор.
Судя по датчикам скафандра, воздух пригоден для дыхания, ядовитых веществ и микроорганизмов нет, пыли нет, влажность максимальна, температура близка к забортной, то есть около тридцати градусов по Цельсию.
Я закрыл шлюз и поднял бронестекло шлема. В этих древних скафандрах нет возможности убрать шлем целиком, но хоть так. В нос ударил давно забытый запах брошенного помещения: застоявшийся воздух, пластик, металл, душная сырость. Что-то еще неопознанное. Ну, неудивительно, здесь же склад.
В лучах фонарика сверкнули диски каких-то механизмов, в углу скромно притулился знакомый автобур, два резервных универсальных бота тускло отсвечивали матовыми боками. Старая модель, лет сорок уже таких не выпускают. Они безреакторные, если зарядить, можно использовать. Было бы для чего.
