Владимир Бацунов - Воспоминания о караване
- Любопытно, - откликнулся я, - А каков их повседневный быт?
- Ну, они, в общем-то, полуоседлые кочевники и живут в юртах. Являются целой кагалой в какое-нибудь место в степи, выбранное по одним им известным признакам, расставляют свои шатры-юрты - кстати, вы знаете, что это такое? - так вот, юрты - это деревянные каркасы, обтянутые всяким тряпьём и шкурами - и начинают жить в этом импровизированном посёлке. Посреди стойбища ставят самый большой шатёр. Это у них синагога. Хазары ведь иудеи, вы знаете об этом? Да. Ну и живут. По субботам ходят в этот шатёр на службу и надо сказать, что проводится она со всей тщательностью, а такого кантора, как у хазар, я не слышал даже в лучших синагогах Дамаска и Бейрута. Религиозные установления они выполняют строго и с вечера Пятницы, когда появляется на небе первая звезда, до вечера Субботы никакой работы не выполняют, даже скот не пасут, а празднуют Шабат, отдыхая от трудов всей недели.
- А одеваются они как - как и положено евреям - в лапсердаки и чёрные широкополые шляпы? - поинтересовался я.
Гасан ибн-Камал от души рассмеялся, снова набил трубку, раскурил её и после третьей затяжки сказал:
- Ну как вы представляете себе, любезный Ибрагим, в таком вот одеянии скакать на лошади во весь опор и пускать стрелы в небо?
- Да, действительно... - согласился я и поймал себя на том, что тоже уже говорю на странной смеси арабского, еврейского и ещё одного, незнакомого мне, языка.
- Одеваются они как и положено кочевникам: в халаты и шапки, отороченные шакалом, в удобные мягкие сапоги из искусно выделанной марокканской кожи и шёлковые панталоны, доставляемые контрабандой из какой-то, как они сами говорят, голландии.
- Любопытно. А что у них, у хазар, многожёнство?
- У них? Да, многожёнство. Причём тому, у кого жён больше, завидуют. Поэтому каждый отдельно взятый хазарин стремится, если позволяет финансовое положение, завести как можно больше жён, чтобы завидовали ему, а не он.
- А какие деньги у них ходят? - поинтересовался я.
- Деньги? Ну, всякие ходят. У вас есть при себе деньги?
Я порылся по карманам, достал несколько кордовских и багдадских монет и протянул их капитану. Он внимательно их рассмотрел и сказал:
- Такие тоже ходят. Вообще, они не равнодушны к золоту и прочим пёстрым побрякушкам. Предлагаю выйти на палубу и посмотреть на звёзды. Тоже ведь чудо Господне! У меня даже есть подзорная труба, - и он, с трудом поднявшись, подошёл к сундуку и стал ковыряться в его недрах.
- Господь с вами, капитан! Какие звёзды? Небо основательно затянуто тучами и если ваша подзорная труба не волшебная, мы ничего не увидим.
Гасан ибн-Камал будто не слышал меня и бормотал себе под нос: "Идёмте посмотрим на звёзды, тоже ведь чудо Господне..." Наконец он, найдя искомое, выпрямился во весь рост и, широко улыбаясь, показал мне прекрасную подзорную трубу. В другой руке он держал, почему-то, астролябию и тоже радостно мне её показывал.
- Идёмте, - повторил он, - Посмотрим на звёзды - тоже ведь чудо Господне.
Он вручил мне астролябию и пошатываясь, двинулся из каюты. Судно кидало всё сильнее и я позвонил в колокольчик. Прибежал Юсуф и я сказал ему, что надо бы проследить за капитаном, а то как бы он чего не натворил, потому как буря разыгралась нешуточная. Юноша согласно кивнул, мы с ним взяли капитана под руки и все втроём выбрались на палубу. Струя солёных брызг окатила нас с головы до ног, корабль тряхнуло, нас отшвырнуло к рубке, причём я больно ударился локтем, едва не выронив астролябию. Видимость была нулевая, и я спросил капитана:
- Как же мы будем наблюдать звёзды, если тьма такая вот кромешная и шатает безбожно?
- Пожалуй, вы правы, - ответил капитан и я скорее почувствовал, нежели увидел в темноте его широкую улыбку, - Да, вы правы. Нужно вернуться в каюту и ещё покурить, тогда видимость сразу улучшится.
Гасан ибн-Камал был совершенно невминяем и когда мы проводили его в каюту, Юсуф, как старший помощник капитана, отдал команду "Задраить все люки". Я попрощался с юношей, сказав, что если понадобится помощь, пусть полностью рассчитывает на меня и отправился к себе, чтобы зафиксировать в дневнике почерпнутые из капитановых уст сведения о хазарах. Корабль швыряло, я ставил кляксы, но если бы я не работал, то умер бы, наверное, от страха, потому что раньше никогда не попадал в бурю на море, и молился потом, скатившись на пол, взывая к Богу, просил Святого Творца, благословен Он, помочь этой крупинке жизни - нашему кораблю - в этой враждебной разбушевавшейся стихии, да так и застыл на полу, когда буря стала постепенно стихать, и сквозь обсыпанный брызгами иллюминатор пробился первый солнечный луч.
Проснулся я от стука в дверь.
- Войдите! - крикнул я, поднимаясь с пола.
- Господин! - в отчаянии выкрикнул вошедший Муса, - У нас несчастье! Капитан пропал!
- Как пропал?! - воскликнул я.
- Да вот так! - с нажимом ответил Муса, - Нету его на борту.
Я, не умываясь, к тому же и Муса вошёл без кувшина, выскочил в коридор и столкнулся нос к носу с Юсуфом.
- Я всё уже знаю, - выдохнул я, - Что теперь делать?
Вместо ответа Юсуф, уткнувшись мне в плечо, зарыдал и я понял, что значил для него капитан. Я, как мог, утешил юношу, он перестал всхлипывать и твёрдым голосом, насколько это у него получалось, а получалось, надо сказать, неважно, сказал:
- Я не верю, что он погиб! Капитан так верил в чудеса, что и с ним оно могло случиться.
Мы вышли на палубу. Солнышко радостно пробивалось сквозь редкие облака. Водная гладь сверкала бликами и повсюду носились чайки, чьи издевательские крики резко контрастировали с нашим душевным состоянием. На поверхности не было и следов капитана. Посмотрев на этих беснующихся бакланов, Юсуф твёрдо произнёс:
- Мы вернёмся в Бейрут и будем там его дожидаться. Всё-таки капитан неплохой пловец.
Так завершилось моё первое и последнее пока морское путешествие. Небо было неблагосклонно к нам вопреки надеждам. И моим, и Гасановым. И я почему-то вспомнил гадалку.
Вернувшись в Бейрут, я не стал ждать там Гасана ибн-Камала, а выкупив своих дромедаров и снова наняв караванщика и людей, не успевших ещё к тому времени найти новую работу, отправился на Север, в Хазарию, привычным для меня сухопутным способом. Корабли пустыни не подведут, решил я.
И снова сухопутное путешествие. Нужно сказать, что в наше время караванные переходы стали обыденностью и не являются подвигом, как это было ещё пятьсот лет тому назад. Ещё во времена халифа Муавии, если мне не изменяет память, в VII веке от Исы, караванные пути были обустроены, были основаны почты, поддерживались в порядке источники, а постоялые дворы встречались повсеместно вдоль дороги и между двумя наугад взятыми караван-сараями было обычно не более двух дней пути. Караван проходил в день в среднем 12 фарсахов и было это совсем неплохо, благо что мы не везли особенно никакого груза и даже пиратский караван, пытавшийся ограбить нас несколько раз, уходил не солоно хлебавши. У меня не было даже волшебного фонаря, который пылился на какой-то полке во дворце кордовского халифа.
