Игорь Росоховатский - Сто моих рождений
И только когда я продвинулся уже достаточно далеко по туннелю и оглянулся, отыскивая мерцающее пятно входа, взгляд охватывает большее пространство, и я наконец вспоминаю: _печатные схемы_! Да, стены туннеля напоминают печатные схемы, которые применяются в вычислительных машинах.
Интуиция не подвела. Теперь у меня есть не просто догадки, накопившиеся за десятки жизней. Теперь у меня возникла четко оформившаяся _мысль_. И я могу в этом призрачном мире опереться на нее, как слепой на посох.
Вытаскиваю из рюкзака несколько инструментов, начинаю в определенной последовательности замыкать и размыкать контакты. Голубоватые вспышки, искры... Забыв об опасности, об элементарной осторожности, вернее, не забыв, а презрев и отбросив их, я дал выход накопившейся во мне горечи и ненависти за все, что пережил, выстрадал на протяжении своих жизней, ибо я уже понимаю, почему мир всегда казался мне таким призрачным и невсамделишным, почему мукам не было конца, почему за гибелью следовало возрождение и кто я такой на самом деле.
Все тело начинает колоть. Чувствую сильный зуд, жжение. Ощущение такое, будто с меня слезает кожа. Кончики пальцев немеют, онемение распространяется на руки и ноги, по всему телу. А в голове, где-то в затылочной части, возникает сильная боль. Она ползет по шее навстречу участкам онемения. Там, где она подходит близко к ним, становится нестерпимой.
Я корчусь от боли, от зуда, бью о выступы стен руками, пытаясь вернуть им чувствительность, чешусь спиной и боками о камни, пытаясь содрать зудящую кожу. Кожа не сдирается, но тело словно приобретает новое свойство.
Раздваиваюсь. Одна часть еще остается в прежней ипостаси, другая меняется, наливаясь каменной неподвижной тяжестью.
Болевые припадки сотрясают меня до основания. Жажду смерти, как облегчения. Но переход на этот раз происходит без нее и становится во сто крат более болезненным. Сознание временами мутится, исчезает, но наступают минуты просветления - и новая мысль, овладевшая мною, укрепляется и прорастает в моем мозгу.
Продолжаю замыкать и размыкать контакты и вижу, как впереди, в глубине коридора, медленно возникает светлое окно. Рвусь к нему, падаю, ползу, собираюсь с силами - встаю и делаю несколько шагов.
Тело сотрясает новый небывалый припадок - возможно, уже наступила кульминация, переход в иное измерение. Светлое окно, больше похожее на экран, дрожит, по его поверхности пробегает рябь. Оно становится прозрачным в середине, и сквозь него я вижу неправдоподобно большое лицо с удивленными глазами...
2
Писатель срочно вызвал аварийную.
Когда бригада прибыла, он показал на перфоленту:
- Смотрите, что выдает машина.
Одновременно на контрольном экране вычислительной машины вспыхивают странные зубцы и круги, образуются причудливые геометрические фигурки и тут же распадаются.
- Седьмой блок шалит, я предупреждал, - безапелляционно произносит младший мехоператор, готовясь что-то отключить.
Его останавливает инженер-ремонтник:
- Скорее всего следствие грозовых разрядов.
Мехоператор с присущей вспыльчивостью готовится ринуться в спор, взяв наперевес в качестве "пики" сногсшибательный аргумент. Но тут в центре экрана, в расплывшемся многоугольнике, проступает чье-то перекошенное страданиями лицо с безумными глазами. В нем столько муки, что людям становится не по себе.
- Кто это? - спрашивает инженер, невольно отступая от экрана.
Мехоператоры уставились на писателя. А он вконец растерялся:
- Это... это...
Теперь и инженер повернулся к нему:
- Вы знаете его?
- Кажется, знаю... Видите ли, я моделирую в памяти машины различные сюжеты и ситуации для будущего романа. И это... Это может быть герой моего нового произведения. Собственно говоря, даже не герой еще, только заготовка. Я все время меняю сюжет, чтобы выяснить, как в связи с этим изменятся герои. Но, возможно... Видите ли, до меня на этой машине работали автоконструкторы, испытывали новые модели автомобилей. А потом... потом один из моих персонажей почему-то упорно становился гонщиком. И вот я подумал сейчас...
- Зациклившийся импульс, - с прежней категоричностью произносит молодой мехоператор.
- Но в таком случае всякий раз, когда я стираю из памяти машины отработанную ситуацию, он остается, так сказать, существовать, - бормочет писатель. - О господи, представляю, что выпало на его долю...
- Кажется, он хочет спросить вас о чем-то, - говорит инженер, притрагиваясь к плечу писателя костяшками согнутых пальцев, словно осторожно стучится в закрытую дверь.
Губы на экране совершают одно и то же движение. Шум и свист, изображение искажается. Помехи то и дело заглушают пробивающийся слабый голос. Оператор нагибается, прислоняясь ухом к шторке репродуктора.
- Он говорит "зачем"...
- Зачем? - повторяет за ним писатель. - Ну что ж, это естественный вопрос для героя моей будущей книги. Он спрашивает, зачем я произвел его на свет, зачем он мне нужен?
Оператор услужливо включает микрофон вводного устройства, и писатель очень тихо, представляя, каким громом прозвучат его слова в машине, говорит:
- Рад встрече с тобой. Если ты действительно возник в результате зациклившегося импульса, представляю, какие испытания выпали на твою долю. Прости нас за них. Но зато ты, единственный из живущих в созданном мной мире, смог разгадать тайну существования...
Писатель говорил долго. Его слова предназначались не только для спрашивающего, но и для присутствующих. Ему казалось, что ремонтники слушают его с интересом, а при таких условиях он мог говорить часами, время от времени откидывая прядь волос со лба и шумно вдыхая воздух. Он разъяснил, что создание моделей автомобиля или самолета в памяти вычислительной машины и проведение их испытаний позволяют улучшить их конструкции, предотвратить аварии настоящих - из металла и пластмасс автомобилей и самолетов с людьми на борту. И точно так же моделирование жизненных ситуаций позволит ему, в частности, родить новые мысли написать лучший роман и тем самым усовершенствовать настоящих - из плоти и крови - людей, сделать устойчивей и справедливей общество. Он, конечно, понимает, что придуманному им герою, можно сказать, его сыну по духу, нелегко десятки раз умирать и возрождаться. Но ведь он выполняет благороднейшую миссию - помогает рождаться самому значительному на свете новой мысли. Ибо в конце концов ценнее всего оказывается информация, которая позволяет совершенствовать мир. И если бы не этот вымышленный герой, то, возможно, люди, а в том числе и он, писатель, не знали бы чего-то очень нужного и важного, крайне необходимого для прогресса.
