Дмитрий Щербинин - Светолия
Так с тех пор и повелось: года сменяются; зимы приходят и уходят, и каждый первый день весны парит над землею солнечное облако, льется свет из него, и земля пробуждается, чует тепло; птицы поют в небесах и мы, духи лесные, славим подвиг бесстрашной Светлицы; ведь только мы и помним о ней.
* * *
Все время рассказа, Сережа, неотрывно смотрел в глубины плавного медово-солнечного облака; видел то, о чем рассказывала ему Светолия; и когда прозвучало последнее слово, и на место рассказа пришло пение птиц; а образы: прекрасные, озаренные внутренним светом лики потухли, и облако обнаружилось вдруг далеким; почти уже полностью укрывшимся за дальним лесом - Сережа понял, что плачет.
- Что же ты плачешь? - Светолия осторожно поцеловала его в лоб, и от голоса ее огромной печалью проникнутого, еще жарче загорелось что-то огромное в Сережином сердце.
- Мне так жалко... - он замолчал, и подумал: "Вот скажу, а ведь это глупость!"
- Что же?
- Ладно скажу. - вздохнул Сережа, вытер слезу, но на место ей тут же пришла новая: - Просто... просто мне жалко, что облако ушло, и что вы не рассказываете мне больше. Это было так здорово! Так здорово! Я бы знаете чего хотел - чтобы проплыло оно еще раз над моей головою, а вы бы мне все заново рассказали! Увидеть бы все это опять, заново! Только это по "видику" можно, там понравился фильм - отмотал назад, смотри еще раз. Но все это совсем не как по "видику"... Это... это... - он замолчал, так как не знал, как выразить в слова свои чувства.
- А Светлица, и Перун, сын Солнца, теперь никогда не умрут - ты ведь принял их в сердце. Только ночью заснешь и придут они к тебе, даже и в холоде зимнем сердце согреют - поверь.
- Хотел бы я! Но вот, а я еще боялся и леса, и голоса твоего! Вот как представил сейчас: сидел бы целый игрался бы в компьютер, а потом опять боль в голове да усталость! И ночью опять эти чудища да слизь! А здесь так все красиво, Светолия! И даже не верится, что есть иная жизнь; не хочу в город возвращаться - остался бы у тебя, стал бы колдовству учиться; но не останусь - вернусь, потому что и маму, и папу люблю! Но потом я вернусь к тебе, если только можно.
- Конечно. - улыбнулась Светолия, но в голосе и в глазах ее была печаль. - Я буду ждать тебя; стоит тебе войти в лес и я уже узнаю про это, и приду к тебе.
- Здорово! Я обязательно вернусь! Ну, я побежал.
- Да, тебе уже пора. Но перед тем, как ты уйдешь, дай слово, что до тех пор, пока не уйду я из этого леса, никому не расскажешь обо мне.
- Хорошо. Даю слово. - просто сказал Сережа, хоть и не понимал зачем.
- Если люди узнают про меня, и про мой народ, нам придется уходить быстрее; тогда я не успею передать то, что хочу.
- Хорошо!
Сережа сделал несколько шагов в ту сторону, где скрывалась за лесным изгибом пьяные, но вот обернулся; почему-то испугавшись, что не увидит уже Светолии, испугавшись, что никогда вообще ее не увидит - нет, она стояла на прежнем месте, высокая, стройная; белая как береза, с венком из подснежников на голове.
У изгиба леса он еще раз обернулся: она так и стояла на прежнем месте, почти сливаясь с березами; да если бы Сережа и не знал, что это она такая светлая, так и принял бы ее за одну из берез. На прощание он махнул рукой, и теперь уже без оглядки бросился туда, где уже слышались крики колонок.
За изгибом он вновь увидел облако-Перуна; оно проплыло город и теперь, словно далекая и медленно уходящая в землю гора высилась за ним. Сережа вспомнил Лученицу, на бегу махнул ей рукой и еще издали услышал пьяный крик отца:
- А вот и он! Ты где пропадал, бездельник, шалопай... а?! Где тебя носило?! Я тебе ведь сказал... - он закашлялся, а Сережа уже подбежал и замер в нескольких шагах от стола.
Повсюду валялись бутылки, и несколько были разбиты (должно быть специально), так же валялись и пьяные - кто лицом на столе, кто прямо под столом или на земле; кто-то доплелся до машины и уже храпел там; повсюду валялись без толку сломанные березовые ветви - костер уже почти потух и никому уже не было до него дела; все, кроме детей, итак достаточно согрелись - дети же забрались в один из "джипов" и теперь гремели там компьютерной игрой и пронзительно смеялись. Сережа увидел и несколько молоденьких березок сломанных и теперь беспомощно лежащих на земле, точно девицы молодые, подрубленные каким-то злодеем.
- Где тебя носило? - покачивая головой, спрашивал отец - он одной рукой он держал за плечо спящего своего приятеля в другой держал бутылку с красивой надписью.
Сережа, все еще находясь под впечатлением от услышанного, восторженно закричал:
- Ты не поверишь, где я был, папа! Тебе тоже надо было со мной пойти!
- Да ну! Ну и где же?!
Зашумели березки, птицы запели громче и тут Сережа представил, что он расскажет все отцу и тот поверит, пригласит с собой своих товарищей и они устроят такой "уик-энд" на берегу озера, загадят там все; будут хохотать, удивляться, будут щупать руками березовый трон; тогда же он вспомнил и о слове данном Светолии.
- Просто в лесу очень хорошо. Зря, что вы здесь время провели.
- Не-не! - помотал полным пальцем отец. - Я ведь вижу, что ты что-то от меня скрываешь; что-то ты видел в лесу! Вопрос - что?
- Я видел облако! Вон его и сейчас еще над городом видно! Смотри, папа это Перун-сын Солнца, он несет всей земле тепло.
- Не брешь! - отцовская голова тяжело упала на стол, но вот он с трудом приподнял ее, безразличным, мутным взглядом посмотрел на облако, бросил в его сторону пустой бутылью и попал в одну из машин от чего пронзительно завизжала "сигнализация", отец грязно выругался и погрузился в темное море...
Подошли уже охранники; затащили пьяных в их джипы, кого-то долго искали и наконец нашли в канаве, другого среди кустов, куда он отчаянно полз, словно бы пытаясь вырваться от надрывающихся колок и запаха отравленных желудков, но его схватили, и осторожно запихнули обратно в машинное чрево.
* * *
Отец пришел в себя поздно вечером и весь бледный и злой; ругая на чем свет стоит "мать природу..." глотал какие-то таблетки, ходил по их многокомнатной квартире и твердил, что завтра ехать на работу и отойти от пьянки никак не удастся. Мать лежала в беспамятстве, а Сережа сидел в своей комнате и вспоминал о виденном днем; уже затемно позвонил его друг Максим, который жил в их районе, предложил сыграть в новую "стрелялку" - Сережа хотел было отказаться, но тут услышал, как ходит по коридору и ругается отец, и ему стало страшно... Через полчаса пришел Максим и до самой полуночи просидели они около экрана - Сережин отец забылся тяжелым сном, а родителям Максима было попросту наплевать на своего сына...
На улице темно, Сережина голова раскалывается от боли, и все же хочется убить еще нескольких чудищ на экране, пробежать еще один лабиринт, увидеть еще что-то - еще какой-то новый образ, еще какое-то новое чудище...
