Теодор Старджон - Нерасторжимая связь
- Мули, Мули! Как я рада, что это ты!
- Эй, чокнутая - куда ты запропастилась?!
- Я провела самый ужасный.., нет, самый восхитительный...
- Слушай, вчера ты уже плакала. Разве годовой лимит слез еще не исчерпан?
- Заткнись, Мули. Я просто не знаю, что и думать...
- Неужели? - усмехнулся он. - Тогда пойдем выпьем.
Они уселись за столик.
- Бармен! Два виски с содовой, - властно заказал Муленберг, а про себя усмехнулся, подумав, как сильно меняется мужчина, едва ощутит себя защитником женщины. Он взял Баджи за подбородок и спросил:
- Во-первых, где ты пропадала? Я до смерти за тебя перепугался.
Она подняла умоляющий взгляд и заглянула Муленбергу в глаза - в каждый поочередно. - Ты не станешь смеяться надо мной, Мули?
- Тут такие дела творятся, что не до смеха.
- Можно поговорить с тобой по душам? Я еще никогда этого не делала. - И как ни в чем не бывало переменила тему. - Не могу понять, что со мной.
- Тогда разберемся вместе.
- Все началось утром, - повела свой рассказ девушка, - когда я проснулась. Погода стояла чудесная. Но пути на остановку автобуса я решила купить газету, сказала продавцу: ""Пост", пожалуйста", и бросила десятицентовик ему в кружку одновременно с молодым человеком.., она осеклась.
- С молодым человеком, - напомнил Муленберг.
- Да, с молодым человеком лет.., впрочем, я не знаю, сколько ему лет. И продавец не мог решить, кому отдать газету, поскольку у него оставался всего один помер "Поста". Мы переглянулись - я и тот парень - и громко расхохотались. И продавец - то ли будучи истинным джентльменом, то ли потому, что я смеялась громче - отдал газету мне. Тут подошел автобус, мы с парнем вошли, он хотел сесть сам по себе, но я сказала: "Раз вы помогли мне купить газету, так помогите и прочесть ее".
Баджи умолкла, пока одноглазый бармен обносил их выпивкой.
Затем продолжила:
- В газету мы так и не заглянули. Мы просто.., разговорились. Я еще не встречала человека, с которым было бы так приятно беседовать. Даже с тобой сейчас мне приходится трудней, хотя я стараюсь изо всех сил. Вскоре стало казаться, будто мы знаем друг дружку давным-давно... Впрочем, нет, - она энергично тряхнула головой, - все не гак просто. Но я не могу это выразить, слов не хватает. Нам было хорошо друг с другом, вот и все.
Мы миновали мост, автобус поехал мимо луга, где обычно проходят ярмарки. Небо было синее-синее, трава - зеленая-презеленая, и меня прямо-таки распирало. От добрых чувств. Я сказала, что поиграю в хоккей на траве. Именно "поиграю", а не "мне хочется поиграть". И он ответил: "Давай"; хотя я его не приглашала, это подразумевалось само собой. Мне даже в голову не пришло спросить, куда он едет и не пропустит ли работу из-за меня - мы просто остановили автобус и отправились гулять по лугу.
Она пригубила виски, и Муленберг спросил:
- Чем же вы весь день занимались?
- Гонялись за кроликами. Бегали взапуски. Грелись на солнышке. Кормили уток. Много смеялись. Болтали. Словом, общались. Черт возьми, Мули, но потом, когда он ушел, я попыталась понять, что же произошло между нами - и не смогла! Если бы такое случилось не со мной, я бы не поверила.
- И все закончилось в какой-то паршивой телефонной кабине?
Баджи мгновенно спустилась с небес на землю.
- Мы условились встретиться здесь. Дома мне не сиделось, от мысли о работе мутило, вот я и пришла сюда пораньше. Села и стала дожидаться его. Не пойму, зачем он позвал меня именно сюда... Что с тобой?!
- Ничего, - выдавил Муленберг. Поначалу мне подумалось просто: "Мир тесен". Баджи хотела расспросить, что это значит, но он отмахнулся:
- Не стану тебя перебивать. Скажу только, что с нами творятся диковинные дела. Ну, продолжай.
- На чем я остановилась? Ага... Значит, сидела я здесь вся такая счастливая, ждала, но мало-помалу в сердце закралась тоска. Потом я вспомнила о тебе, об убийстве в парке, о вчерашних фантастических событиях, и мне стало страшно. Захотелось убежать, но потом я решила взять себя в руки и не поддаваться панике. Вдруг мы с ним разминемся? Нет, такое допускать нельзя. Потом я испугалась вновь - мне взбрело в голову, что он имеет какое-то отношение к убийству сиамских близнецов и прочему. И я возненавидела себя за такие мысли. В общем, я места себе не находила. Наконец пришла к выводу, что самое разумное - позвонить тебе. Но в лаборатории телефон не отвечал. Коронер вообще не знал, где ты, и я.., о-о, Мули!
- Неужели я тебе так дорог? Она кивнула.
- Ну ты и вертихвостка! Не успела с одним любовником проститься, как...
Баджи закрыла ему рот рукой и возмущенно воскликнула:
- Как тебе не стыдно! Это не измена, Мули. Так, такое случилось со мной впервые. Он ко мне ни разу не прикоснулся и даже не выказал такого желания. Да это было и не нужно. Наша случайная встреча не переросла ни во что большее, ни к чему нас не обязала. Мы просто.., черт, слов не хватает.
Муленбергу вспомнилась обложка с портретом Прокофьева, стоящая около усилителя. "Верно, слов не хватает", - подумал он и ласково спросил:
- Как звать незнакомца?
- Звать?.. - Она вскинула голову, медленно повернулась к Муленбергу и прошептала:
- Я так его и не спросила. - Ее глаза округлились.
- Так я и знал, - произнес Муленберг и спохватился:
"Зачем я это сказал? Наверно, потому, что был почти уверен в.., чем?".
Внезапно он поинтересовался:
- Баджи, ты влюбилась в него? На ее лице отразилось недоумение.
- Я об этом не думала. Может, я просто не знаю, что такое любовь. Раньше мне так не казалось. Но случившееся со мной было меньше, чем любовь... - Она вдруг нахмурилась. - А в чем-то, возможно, и больше.
- Скажи-ка мне вот что. Когда он ушел, проведя вместе с тобой чудесный день, ты ощутила.., утрату? Она призадумалась.
- Нет, пожалуй, не ощутила. Он наполнил меня до краев и не унес особой ни капли. В этом все дело. Любовь такой не бывает. С тобой, во всяком случае, я никогда такого не испытывала. Он не отнял у меня ничего.
- Она у меня тоже, - сказал Муленберг, кивнув.
- Что?!
Но он ее уже не слушал. Он медленно поднимался, не сводя глаз с входной двери.
***
Там стояла незнакомка. Она была по-иному одета, казалась спокойной и собранной. Только выражение лица и взгляд необыкновенных глаз остались прежними. На ней были джинсы, мягкие кожаные полусапожки на низком каблуке, просторный свитер из толстой шерсти, поверх которого лежал мягкий воротничок рубашки. Волосы у нее едва превышали по длине собственную шевелюру Муленберга, но были гораздо красивее.
Он отвернулся от незнакомки как от яркого света. Взглянул на часы. Восемь. И тут он заметил, что Баджи не сводит глаз со стоявшей в дверях, и лицо ее расцветает от радости.
