Виктор Гончаров - Век гигантов
— Тур… — сказал Скальпель, когда Николка с лукавой улыбкой подходил к нему.
— Что?
— Тур, или ур, говорю, — бормотал ученый медик.
— Ничего не понимаю…
— Проще пареной репы… Бык, говорю, называется туром, или уром… Таких больших быков не существует больше в Европе. Последний из них был убит вблизи Варшавы в 1637 году… Некоторые теперешние быки происходят от этой дикой породы, но они значительно изменились по внешнему виду…
— Ага… — догадался Николка. — Палеозоология?
— Да-да. Тур, или ур, запомните. Юлий Цезарь описал его в свое время, около 2000 лет тому назад. «Тур немного меньше слона, — говорит он, — вообще походит на быка, отличается большой силой и проворством. Его никогда нельзя приручить. Он не щадит ни животного, ни человека, которые попадаются ему на глаза. Убить тура — высшая честь для германца… Рога его, украшенные серебром, служат чашами на их пиршествах»…
— Большими пьяницами были германцы, если пили из таких чудовищных чаш, — глубокомысленно заметил Николка, отходя к собаке, которая за время короткой лекции врача успела добраться до внутренностей тура.
По скальпельским часам шел 6-ой час вечера, и друзья единогласно решили, что им также пора закусить.
Пока Скальпель возился над филейной частью тура, Николка собрал сухого валежника и хвороста и развел костер, воспользовавшись для этой цели своей патентованной зажигалкой. Керзон, наевшись до отвала, лежал около, положив морду на передние лапы и внимательно наблюдая за действиями двуногих, но как только в воздухе зазмеился легкий дымок, он тревожно поднялся, готовый каждую минуту к бегству. Вспыхнувший огонек заставил его завыть и отпрянуть в сторону. Николка подозвал собаку и приказал ей лечь на старое место. Та послушалась не сразу; шерсть на ее спине продолжала нервно дрожать.
— Не знакома еще с огнем, — сказал Скальпель, любивший всех опережать, — то есть она знает его, но лишь как грозное стихийное явление, а не как ласковый огонек домашнего очага… Делайте отсюда нужный вывод.
Друзья поджарили добрый кусок мяса, держа его на конце сванидзевского кинжала прямо над огнем. Запасливый врач нашел в ободранном своем пиджаке пакетик с солью. Мясо первобытного тура очень пришлось им по вкусу, и завтрак вышел на славу.
Воспользовавшись отвлечением внимания, Керзон отполз-таки от костра и лег в стороне, не спуская тревожных глаз с игриво-коварного пламени. Его не столько пугало непонятное явление огня, сколько дым раздражал обонятельные нервы и портил обоняние.
К концу завтрака внимание повеселевших путешественников было привлечено грозным рычанием Керзона. Он встал на ноги и жадно втягивал в себя воздух с той стороны, куда лежал их путь. Николка схватился за винтовку. Скальпель нырнул в дупло гнилого пня.
Керзон вел себя весьма странно: юлил беспокойно вокруг фабзавука, судорожно-сдавленно лаял и искал укромного местечка, где бы можно было последовать примеру старшего двуногого. В конце концов, он все-таки остался около человека с громоносным оружием.
Спустя несколько минут послышался оглушительный рев, похожий на звук гигантской трубы, грузный треск валежника и гул сухой, потрескавшейся почвы.
— Спрячьтесь, мой друг, — высунул нос из своего прикрытия ученый медик, — это, должно быть, взбесившийся мастодонт.
— Тогда он раздавит вас вместе с пнем, — резонно возразил Николка.
— И то, — сообразил храбрый Скальпель, — уж я лучше спрячусь за дерево…
Но он не успел привести в исполнение своих слов, успел только покинуть пень и присоединиться к фабзавуку.
Словно буря разразилась в тысячелетнем бору… Сотрясая до верхушек окрестные деревья-исполины, а мало-мальски подгнившие и молодые уничтожая и кроша, прямиком на друзей вынеслось взбесившееся животное около полутора сажен ростом и в длину больше двух сажен. Видом своим оно походило на слона, но короткий хобот и бивни, круто загнутые к земле на его нижней челюсти, говорили, что это не слон.
— Динотерий! — сообразил Николка и, без всяких церемоний сграбастав в охапку начинавшего окаменевать врача, скрылся с ним за ближайший надежный ствол. Собака последовала за ними.
На спине динотерия, впустив зубы в его мясо, сидела громадная кошка с красной шкурой, украшенной черными пятнами; со спины гиганта ручьями сбегала кровь.
Едва только зверь поравнялся с деревом, за которым укрывались друзья, кошка сделала грандиозный прыжок и спружинила на всем лету к туше убитого быка. Освобожденный динотерий унесся, подобный лавине, а красный хищник остался на туше, подозрительно оглядываясь по сторонам.
— Это махайродус, — шепнул Скальпель, — злющее животное.
Николка навел винтовку на любителя легкой поживы и не заметил, как мимо его ног неслышно скользнула разъяренная собака.
Махайродус, завидев противника, прижался к трупу быка и обнажил клыки. Это было страшное оружие: клыки далеко выступали за челюсти — два сверху и два снизу — каждый из них имел около трех вершков! Собака была выше хищника и сильнее его по телосложению, но клыки ее пасовали.
Прежде чем Николка успел выстрелить, враги сцепились. На стороне собаки, кроме ее силы, стоял ум, — прекрасно вооруженная кошка отличалась безрассудством. Она сверкнула в воздухе красной лоснящейся шкурой, целя клыками в загривок собаки. Загривок мгновенно убрался, и саблевидные клыки звякнули впустую…
— Стреляйте, — не терпелось Скальпелю, потому что место действия пододвинулось к ним почти вплотную: долго ли отвратительной кошке между делом перехватить пополам человеческую ногу!
Николка боялся зацепить собаку, которая сама перешла в наступление. Она прыгнула не хуже махайродуса, но ее слабые, вследствие долгой неподвижности, ноги не выдержали собственной тяжести, и она тяжело упала, ткнувшись мордой в землю. Во мгновение ока хищник был на ней. Почему-то ему не удалось сразу вонзить своих сабель в чужой позвоночник, и оба зверя покатились остервенело ревущим клубком к подножию убежища друзей. В течение трех следующих минут ничего нельзя было разобрать: клубок катался, пятная землю кровавыми цветами, летели клоки красной и белой шерсти, хриплое рычание переплеталось с прерывистым ревом. Потом собака снова очутилась под хищником; из всех органов тела единственно подвижным у нее была голова с обнаженными клыками, но зато какая это была подвижность! Везде, куда только хищник ни направлял своих сабель, он встречал неизменно мощную пасть собаки… Обе головы были окровавлены до глаз…
Когда Николка заметил, что челюсти Керзона щелкают уже с меньшей энергией, он решил выступить. Как раз кровавый клубок в это время подкатился к самому дереву, и махайродус находился спиной к нему. Николка выставил левую руку, поймал хвост хищника и изо всех своих непочатых сил дернул за него, — правой рукой — прикладом винтовки — он оттянул по зубам перевернувшуюся к нему в тот же миг зловещую пасть. Было слышно, как треснули клыки от этого удара, и к корням дерева полетело два трехвершковых кинжала… Собака, воспользовавшись последним моментом, вскочила на ноги и мертвой хваткой вгрызлась в шею хищника, в место соединения затылка с позвонками. Жалевший заряда, Николка прикладом добил извивавшуюся в агонии кошку. Все-таки она успела агоническим движением всадить в его грудь стальные когти.
