Александр Ильин - Тост за грядущее
— Ну вот, блин!.. — расстроился Бобрусев. — И не поговорили толком. А может на пару часиков задержишься, а? Иваныч, ну скажи ему…
— Ты, это, Саня… Анатолю виднее, как быть. Раз надо, так надо. А нам чего, помогли ему и слава Богу. Давайте‑ка лучше, братцы, на посошок, если такое дело. Осталось там еще что?
— Да на посошок только и осталось, — уныло констатировал Бобрусев.
Когда посошок, обернувшийся тройным алавер- ды, был выпит, все трое, похлопывая друг друга по плечам, направились в сторону машины. Пока Толлегеттерриан устраивался в коконе, Иваныч, спохватившись, сбегал к месту застолья и вернулся с полиэтиленовым пакетом в руках.
— Вот здесь тебе шашлыка на дорожку, а то так ведь и не поел горяченького… Хлеб, пара помидоров.
Все отказы, благодарности и попытки эксперта увильнуть от этого угощения успеха не имели и отметались непробиваемым: «Мы тут дома, мы найдем, а тебе в пути пригодится. Мало ли что…»
Когда, наконец, в коконе нашлось место для «сухого пайка», Бобрусев чинно пожал руку эксперту и сказал на прощанье: «Жалко тебя отпускать, Толян, хороший ты парень, но раз дела… Мне ведь тоже завтра в поле: осот, сволота, давит… Ну, ты, это… Не забывай, появляйся… Будем ждать…»
Толлегеттерриан был расстроган.
— Люди, — спросил он, — как я могу вас отблагодарить?
— А у нас в стране самая твердая валюта — это жидкая, с тебя бутылка, — пошутил Бобрусев.
Эксперт воспринял сказанное всерьез и после непродолжительной внутренней борьбы сказал:
— Хоть это и нарушение всех существующих инструкций… Дайте‑ка на минутку вашу полосатую бутылку.
— Пустую? — зачем‑то переспросил Бобрусев.
— А у вас есть полная? — поинтересовался эксперт.
Иваныч, все‑таки Толян растет на глазах, — восхитился Бобрусев. — Всего полдня здесь, а уже научился бутылки собирать!..
Толлегеттерриан невозмутимо принял бутылку из- под «Русского размера» и разместил ее в специальной нише, справа от себя, набрал троичный код на экране и, как только прозвучал прерывистый зуммер, извлек из нее заказанные Бобрусевым пол — литра самой твердой российской валюты.
Далее последовала немая сцена, в ходе которой Бобрусев надорвал ногтем большого пальца серую предохранительную пленку на горлышке принятой из рук пришельца бутылки «Русского размера», открыл пробку, после чего припал губами к горлышку, явив собой точную копию вышедшего из моды памятника юному горнисту. Отхлебнув изрядно, и, обозначив процесс дегустации громким причмокиванием, уверенно заявил:
— Иваныч, блин, она!..
— Ну, ты молодца… — похвалил тот, оставляя воз
можность обоим, Бобрусеву и Толлегеттерриану, принять эту высокую похвалу на свой счет.
— Дак раз такое дело, мы ж сейчас на ход ноги, стременную, закурганную… — оживился Бобрусев.
— Да уймись ты, — урезонил его Иваныч. — Не видишь, за рулем… человек… В общем, хватит ему. Пусть летит. Давай, Анатоль, с Богом!.. И так, поди, опоздал.
Боковая стенка машины закрылась. Приятели отошли на несколько шагов. В их поведении прослеживались все признаки синдрома провожающего: когда уже объявлено отправление и поезд вот — вот готов тронуться, начинаются непроизвольные движения в виде различной интенсивности прощальных помахиваний, демонстраций сцепленных над головой рук и воздушных поцелуев. Когда в последний момент вспоминаются крайне важные вещи и их пытаются передать отъезжающему языком жестов и самой невероятной мимики, оставляя его, как правило, в полном недоумении, о чем же, собственно, могла идти речь…
Никакого рева стартовых двигателей, языков пламени или клубов пыли, с которыми у нас с детства ассоциируется начало космических полетов, не было. Просто машина беззвучно сорвалась с места и понеслась над землей. Затем, вдруг, повернула на девяносто градусов и пошла вертикально вверх. Потом раздался громкий хлопок, она полетела еще быстрее и очень скоро скрылась за облаками.
Несколько минут они смотрели в набирающее синеву небо.
— Ты, это, слышишь, Иваныч, — первым нарушил молчание Бобрусев. — Толян‑то на желудок слабоват, но мужик мировой, даром что из бывших…
— Да, из бывших, но из наших! — резюмировал тот и озабоченно добавил, — давай‑ка шевелиться, Саня. Тут у нас забот — полон рот: остатки харчей разобрать надо, место для ночевки подготовить, да еще живца на жерлицы наловить.
В сумерках у костра они прихлебывали горячий, с дымком чай и прикидывали, успел ли добраться до места их новый приятель, и что будет, если предсто
явшее выступление окажется удачным: как скоро надо будет ждать гостей из центра галактики?..
Иваныча волновала упомянутая пришельцем возможность открытия сервисного центра по обслуживанию, как он, бишь, сказал «их космических катеров». И что, в этом случае, имело бы смысл разместить его на базе мастерских районного Агропромсна- ба, чего скептик Бобрусев ему делать категорически не советовал: в районе не дураки — быстренько идею перехватят. «Ты один пахать будешь, а они тобой руководить станут с утра до вечера. И потом, была тебе охота каждый день в райцентр на работу ездить? Нет, уж лучше ты здесь свое дело открывай, коли что выгорит…» — поучал он.
Самого Бобрусева в идее расширения контактов с братьями по разуму привлекала возможность появления в составе будущих делегаций особ противоположного пола. Правда, очень смущала некоторая вероятность того, что все они могут оказаться такими же лысыми, как и их друг — эксперт.
К полуночи, под аккомпанемент сводного хора местных лягушек и залетных комаров, приятели заснули здоровым крестьянским сном. Хотя переживаний хватило и во снах.
Иванычу снилась очередь инопланетных катеров в его сервисный центр, а он бегал по деревне и никак не мог найти необходимую ему запчасть для ускорителя на быстрых тахионах…
Бобрусева в его сне ждало еще более суровое испытание: якобы все женское население поселка по- модному, «под инопланетянок», побрилось налысо и теперь все его знакомые девчонки были на одно лицо, так мало того, они не хотели разговаривать с ним, пока он не последует их примеру. Жуть — жуть…
А на другой день их ждала утренняя зорька с хорошим уловом, выезд в поле и новые трудовые победы в битве за урожай…
1979/2001
