Андрей Лазарчук - Сад огней
Он встретил Вебера в коридоре - Вебер почти бежал навстречу, держа в вытянутой руке несколько фотографий.
- Вот посмотри, - возбужденно заговорил он, - посмотри, это совсем новое, это не то, что я спрашивал, но они никогда раньше...
Забавно, подумал Лепешев, разглядывая фотографии, только успел родить гипотезу, и сразу - подтверждение. Всегда бы так...
- Все правильно, Эрни, - сказал он вслух. - Так и должно было оказаться.
- Что именно? - спросил Вебер.
- Все. Это аллергия, понимаешь? У планеты аллергия на технику.
- У них же есть техника, - с ходу возразил Вебер.
- Ну, Эрни, какая же это техника?
Они посмотрели друг на друга, потом Вебер медленно проговорил:
- Вторая природа у них уничтожила первую и принялась за людей, а люди, значит, вымирать не захотели и создали третью... Ну да Организм. Меня все время тянуло сравнить Эгле с организмом - в прямом смысле. Сами эглеанцы - мозг, а все остальное - тело... Как же я сам не догадался! Они создали новую биосферу, очень сложный организм - специально для себя, по своей мерке. И не только биосферу, видимо вообще все переделали. И чтобы не иметь лишних хлопот, организм этот сделали полностью саморегулирующимся - да и как иначе? Естественно, снабдили его и иммунной системой, для борьбы с останками второй природы. Так что вполне понят но, откуда эта аллергия. И понятно, чти эглеанцы не могут и не смогут ничего с ней поделать...
Лепешев вернул ему фотографии: заводы с дымящими трубами, темные, тесные и грязные городские улицы, реки, превращенные в помойки, погибшие леса, обширные, до горизонта свалки...
- Как ты думаешь, - спросил, - сами они понимают, что произошло?
- А даже если и понимают? - вздохнул Вебер. - Можно укладывать чемоданы. По радио мы ни о чем новом уже не договоримся - выдохлись, твоя версия займет место в ряду прочих, и останется одна надежда на Андроникаса, а вот получится ли у него что-нибудь - это из области ворожбы... Закроют контакт - и все. Станцию законсервируют или уберут совсем, все разбредутся, и рванем мы с тобой на Нигрис, заниматься Предтечами. Хочешь заниматься Предтечами?
- Предтечами - это интересно, - сказал Лепешев. - Эрни, старик, а не Стыдно нам будет вот так - сматывать удочки?
- Мне уже стыдно, - сказал Вебер. - Еще как стыдно. А что?
- Да как тебе сказать... Есть одна мысль.
- Выкладывай.
- Подожди, дай додумать... С твоей точки зрения, много ли дал бы территориальный контакт?
- Много. Думаю, много больше, чем мы можем себе представить. Сам знаешь, я с Григорием во многом расходился, но тут он был прав: надо все увидеть вблизи, пощупать руками, повариться там в самой гуще - вот тогда можно понять, и договориться, и поработать вместе, и найти общие цели. А эти языковые сложности... Во всяком случае, Гришка бы смог разобраться. И ты бы смог. Да и я бы, наверное, смог тоже...
- Ясно, - сказал Лепешев. - Что ж, будем считать, что твое мнение было решающим.
- Не понял, - сказал Вебер.
- Аллергия к технике, - сказал Лепешев. - Не к людям.
- Ну и что?
- Парашют.
Вебер, присвистнув, выразительно покрутил пальцем у виска.
- Почему? - удивился Лепешев. - Вполне логично.
- Ну, знаешь, - вздохнул Вебер. - Никогда бы не подумал, что ты такой легкомысленный.
- Ты говоришь совсем как моя бабушка. "Ах, какой ты легкомысленный!" - передразнил его Лепешев. - Даже интонация та же.
- Нет, в самом деле, додумался... Ты бы еще по веревочке захотел спуститься. А как обратно? По бобовому стебельку? Как Мюнхгаузен?
- Думаю, для эглеанцев такой стебелек - не проблема. Эрни, дружище, мы с тобой одним выстрелом угрохаем всех зайцев в округе. Подтвердим теорию аллергии - раз. Установим территориальный контакт - два, не дадим свернуть экспедицию, и это, по-моему, самое главное сейчас. Хотя нет, все главное.
- Говоришь, подтвердим... А вдруг нет?
- Ты же в курсе моих обстоятельств. Не так уж многим я рискую.
- Всего лишь жизнью, - фыркнул Вебер.
- Моя жизнь - что хочу, то и делаю, - возразил Лепешев.
- Нет, - решительно сказал Вебер. - Хватит мне покойников на этой планете. Не пущу.
- Эрни, - проникновенно сказал Лепешев, - ты себе не представляешь, какие у меня полномочия. Я сам не знал, что такие бывают. Понимаешь, я имею право принимать на месте любые решения и любыми средствами настаивать на их выполнении. У меня даже где-то пистолет есть. Хочешь, поищу?
- Иди ты со своим пистолетом... шантажист. У меня, кстати, тоже есть. Вот как устроим на станции пальбу... Знаешь что, давай вместе, а? У меня этих парашютов...
- Нет, - сказал Лепешев, - я первый придумал, я первый и пойду. Тут уж, брат, приоритет мой.
- Может быть, как-нибудь по-другому? - сказал Вебер просительно. Боюсь я за тебя, Женька.
- Эрни, старик, ты знаешь, до чего я не люблю говорить красивые слова, - сказал Лепешев. - Но тут иначе не получится... Понимаешь, я всю жизнь мечтал об этом мире. Грезил им. Видел его во сне. С самого детства, честное слово. Понимаешь, я так хотел рисовать, а у меня никогда не получалось... Он весь остался во мне, этот мой мир. И вдруг оказалось, что он есть и наяву... Я очень хочу туда попасть. Никогда в жизни я не хотел ничего так, как этого.
Вебер долго молчал, опустив голову.
- Сволочь ты, - неожиданно сказал он. - Вечно ты думаешь только о себе...
Модуль погасил орбитальную скорость на границе атмосферы и падал теперь на планету вертикально, притормаживая себя малой тягой вспомогательных двигателей. На высоте пятнадцати километров двигатели смолкли, и перед Лепешевым распахнулся люк. "Давай!" - крикнул пилот. Лепешев в последний раз набрал полную грудь холодного, пахнущего металлом кислорода, на секунду замер, придерживаясь обеими руками за края люка, потом взялся за кольцо парашюта и, сильно оттолкнувшись, бросился в тугой, сразу обнявший его встречный поток...
