Ирина Крупеникова - Предел бесконечности (сборник)
— Нет, дочка, — прозвучал уверенный ответ. — Глеб скоро уедет, чтобы жить у людей, которым он нужен.
Девочка поджала губы.
— Пап, но он мне тоже нужен.
— Анюта, мы уже это обсуждали. Ты должна стать хорошим специалистом, неважно, какую сферу деятельности ты изберешь. У тебя будут верные друзья, умные коллеги, любящий муж. Все в твоих руках. Индивид тебе не поможет.
— Но я хочу, чтобы у меня был настоящий друг!
Жулавский остановился.
— Анна, индивид и человек — принципиально разные существа.
— Тогда зачем ты их делаешь?
— Чтобы люди использовали их, любовались ими. Это искусство, детка. Искусство созидания.
— Тогда я хочу научиться этому искусству! Давай, я буду тебе помогать.
Отец в первый миг растерялся.
— Ты еще слишком… юная.
— Маленькая, ты хотел сказать? Папа, ты забыл? Мне скоро шестнадцать лет! Я поступлю в университет, как Филипп. Ты думаешь, я неспособная? Думаешь, только парни могут стать настоящими биологами?
— Ну что ты, что ты, — спокойствие давалось Жулавскому с большим трудом. — Твой брат выбрал науку. Это верно. Он сделает неплохую карьеру. Но я не ученый, я творец. И вот этого как раз Филипп не понимает.
— Поэтому вы поссорились?
— Почему ты считаешь, что мы поссорились? — в голосе отца появился холодок.
— Ну… он тогда так спешно уехал. Я решила, что вы поругались. И Антон сказал, что Филипп сделал что-то очень нехорошее, а ты его вздрючил.
— Антон слишком много говорит. Да, Анна, Филипп сделал нечто плохое. Он украл у меня одно из моих творений.
— Индивида?!
— Хм… не совсем. Он взял основную,… как бы попроще выразиться,… главную часть будущего индивида.
— Чтобы сделать своего? И сделал? — глаза девочки загорелись азартом.
— Нет. Он не знает, как я создаю альтернативную жизнь.
— А мне ты расскажешь?
— Потом. Анюта, я тебя очень люблю. Обещаю, когда ты вырастешь и выучишься, я обязательно открою тебе эту тайну. А ты обещай, что никогда, никому не будешь рассказывать о моей работе.
— Да я давно обещала, — фыркнула Анна. — И между прочим, никому ничего не говорила. Даже Олегу.
— Ты у меня умница.
Жулавский чмокнул дочку в лоб. Этот дежурный поцелуй девочку раздражал, однако она мило улыбнулась и доверительно прижалась к отцовской руке.
Глава 2. Крах
«В холода, в холода от насиженных мест нас другие зовут города, — Будь то Минск, будь то Брест, — в холода, в холода…» Старая запись, восстановленная на самом совершенном оборудовании, которым располагали люди, потрескивала и сипела. Хриплый мужской голос казался далеким и все же живым. Баллада впитывалась в сознание и прорастала спонтанными ассоциациями. Глаза закрыты. Картины всплывают и уходят, возвращаются и вновь уходят. Дороги, уводящие в неизвестность. Как ни старался Глеб отогнать этот образ, дороги появлялись снова и снова. Он увидел себя стоящим под железнодорожной насыпью. Приближался поезд. Огромный черный паровоз, существующий ныне разве что в музее, грохотал над головой. Дым тянулся над вагонами сизым шлейфом, опускался на землю, и полевые цветы ложились под тяжелым горячим воздухом.
Внешний сигнал. Еще раз. Глеб очнулся. Кто-то стучал в дверь. Сев на кровати, он выключил проигрыватель.
— Войдите.
Анна заглянула в комнату.
— Привет.
Глеб поднялся навстречу.
— Добрый вечер, Аня.
— Слушаешь музыку? — она с любопытством оглядела полупустое, похожее на чулан, помещение, где кроме низкой тахты, стола со стулом и одинокой книжной полки не было никаких предметов.
— Песни. Алексей Андреевич позволил мне пользоваться аудиоархивом.
— А-а, — девочка изобразила участие и для порядка повертела в руках коробку от музыкального минидиска, на котором стояла пометка «В.В., том № 2». — Я попрощаться пришла. Завтра уезжаю в колледж.
— Начало занятий перенесено на более ранний срок?
— Не, просто Антон сказал, что у отца какие-то незапланированные дела. Лучше мне быть в городе. Ты не знаешь, что происходит?
Глеб не знал. После гибели лаборанта он несколько дней провел в своей комнатушке. Решение не представлялось логичным с точки зрения рассудка. Но нечто иное, до сих пор известное ему как «ассоциативная база», настойчиво требовало уединения.
— И я не знаю, — вздохнула Анна. — Я беспокоюсь за отца. Антон торчит за своим компьютером, читает все, что появляется в сети. Зачем? — И не получив ответа, продолжала. — Отец сказал, что за тобой человек приедет буквально на днях. Раньше, чем договаривались. Мы, наверное, никогда больше не увидимся. Я желаю тебе удачи. Будешь меня помнить?
— Да. Обязательно. Оставайся такой, как ты сейчас.
— Как это? — девочка удивленно улыбнулась.
— Доброй, искренней.
— Постараюсь. Ну… пока, — она протянула индивиду руку.
Глеб аккуратно пожал девичью ладонь.
— Пока.
Плотно закрыв за собой дверь, Анна глубоко вздохнула. Что-то произойдет, — упорно твердило шестое чувство. Под ложечкой опять противно сосало. «Все как всегда и не как у людей! А я ничего, ничегошеньки не знаю. Олег поднимет меня на смех, если я поделюсь с ним своими тревогами. Отец — отшельник. Меня никто не понимает. Ну и судьба мне выпала!» От жалости к себе к горлу подкатил тугой комок. Чтобы отвлечься, она опять подумала о пареньке, который ей нравился. Не так, что очень, но все-таки нравился. И это делало ее похожей на всех остальных. Приятельницы в колледже поменяли в ее годы не одного кавалера. Что ж, у нее еще все впереди.
В кабинете отца горела единственная настольная лампа.
— Папа, ты опять портишь глаза в потемках! — заявила Анна, встав за спиной у Жулавского.
Тот вздрогнул: не расслышал ее шагов.
— Анюта? Фу-ты, егоза. Когда ты вошла?
— Только что, — Анна с подозрением покосилась на большой микроскоп, стоящий перед отцом. — Па, я с просьбой.
— Конечно, конечно, — Жулавский отложил иглу, которой ковырял что-то темное на лабораторном стекле под линзой, и отодвинул в сторону папку. Анна прекрасно знала эту папку: в ней хранились рисунки матери — странные разноцветные узоры, составленные из прямых и ломаных линий, углов и точек.
— Пап, подари мне одну вещь.
— Какую, милая?
Анна замялась. Отец выжидающе смотрел в ее юное, уже недетское лицо.
— Диск с данными о Глебе.
Резко скрипнул отодвинутый стул.
— Зачем тебе? — Алексей Андреевич поднялся над дочерью. — Там просто набор фактов, которые нужны мне для анализа.
