Ирина Бахтина - Зачем я тебе?
- Да ты и впрямь поэт! - вместо ожидаемого признания похвалила Христина.
- Я соврал, - сердито сказал бармен. - Я не пишу стихов.
- Это неважно. Не все же поэты пишут стихи, - утешила Христина, доставая запищавшую в кармане трубку.
- Христина. А который час? Догадываюсь, что не рано. Конечно, зайду. Как будто нет. До скорого, Андерс.
- Тебя кто-то ждет?
- У Патриота консервы кончились.
- Ты его так называешь?
- Нравишься ты мне, Христофор! Кого его?
- Нравишься - это значит нравишь себя. Я действительно хочу себя тебе понравить. Получается?
- Не знаю.
Снова раздался гром. И небо, в который раз за этот день, озарилось сначала с одной стороны, потом с другой. Гроза взяла Родинку в кольцо. Христина торопливо допила кофе. Встала, застегнула куртку. Махнула рукой Христофору.
- Ты промокнешь, - сказал он.
- Как промокну, так и высохну, - бросила она и пошла к выходу.
- Магдалина! Христина обернулась.
- Возьми меня с собой.
«Только тебя мне ещё не хватало для коллекции», - грустно подумала Христина, а вслух сказала:
- Прости, Христофор, но зачем ты мне?
И решительно вышла, хлопнув дверью пустого бара. За порогом подумала, что жестоко это, пожалела, оглянулась. На стеклянных дверях прочла: «Кофейная «Валгалла». Прочла и пошла прочь. Не стала возвращаться.
23.50
Было темно и тепло. Наверное, плюс пять по Цельсию. Осадки весьма походили на дождь. Христина шла по шершавой, впитывающей воду плитке. Широким шагом, заложив руки в карманы. Мимо домов, покрытых дождевыми потёками, как холодным потом. Домов, вырастающих из темноты при вспышках молнии, а потом на мгновение пропадающих вовсе. Кроме слабо светящихся витрин.
Сколько Христина себя помнит, ни один маркет никогда не закрывался на ночь. Даже паршивая лавка скобяных товаров. Впрочем, Христина шла к центру, и витрины по обе стороны дороги сияли всё ярче, становились всё больше. На одной из них пушистые разноцветные котята карабкались на крупного кота с пошлой мордой. Надпись внизу гласила: «С 8 марта, папочка!»
Христина толкнула высокую дверь. Дверь мяукнула. Мимо стеллажа с бесплатными рекламными образцами. Мимо Китайской стены консервных банок. Мимо книжных стендов, стендов с игрушками и с кошачьей одеждой. Христина подошла к прилавку. Длинному и белому, как лыжная трасса. Навстречу ей с другой стороны из кресла встал селлер. На селлере полосатая куртка и такая же шапочка с ушками. Этот пухленький розовощёкий котик показался Христине ребёнком, наряженным к рождественской ёлке.
- Ливер нарезной в вакууме, - попросила Христина, - и две банки кошачьей амброзии.
Когда селлер заговорил, Христина подумала, что ошиблась. Что это никакой не ребёнок, а скорее травести.
- Ливер есть «с кровью» и есть «нежнейший», вам какой?
- Только без крови, - кисло поморщилась Христина.
Интеллигентный Патриот похож на хищника не больше беззубого очкарика, шамкающего паровую котлетку. Христина даже вполне допускала, что при виде мыши
(не компьютерной, а настоящей) Патриот упал бы в обморок.
- А «амброзию» для какого возраста? - спросил селлер, грациозно приподнявшись на цыпочках и шаря по полке большой рукой.
«Нет, - подумала Христина, - это не травести, а, верно, «голубчик».
- «Амброзию» из рыбных костей, - сказала она громко.
Теперь селлер поморщился и поправил:
- «Золотая рыбка».
- Конечно. Конечно, «Золотая рыбка», как же ещё! - поспешно подтвердила Христина.
Селлер сложил покупки в огромный пакет и передал его через прилавок в комплекте с дежурной улыбкой.
- Возьмите, пожалуйста, на выходе одноразовый клозет.
Христина тоже улыбнулась: «Спасибо» - и пошла по бесконечно длинной полосатой же дорожке к выходу. Не останавливаясь, глядя под ноги. Дверь за нею мяукнула.
Дождь ещё не кончился, но последние гуляющие все как один шли без зонтиков. Чем ближе к центру, тем сильнее чувствовался праздник. Огни, музыка, смех. Христина вошла в дом через парадное, с улицы. На крыльце целовалась какая-то парочка. Одна из девушек обернулась к ней спросить, который час. Христина неопределённо ответила, что, наверное, уже за полночь. Девушка вернулась к своему занятию, а Христина взялась за ручку двери, была опознана «центральным домашним» и впущена внутрь. Поднимаясь по квадратной спирали лестницы, она расстегнула куртку, достала пульт домашнего управления и послала сигнал: «Пришла. X.».
Андерс ждал в холле, подпирая плечом косяк. Патриот сидел у его ног. В квартире было тихо, только где-то далеко, за множеством приоткрытых дверей, едва уловимо, монотонно шумел какой-то прибор.
- Что это? - спросила Христина, отдав папе пакет и переобуваясь.
- Айра греет у тебя воздух. Ты оставила окно открытым.
Христина улыбнулась.
- Осталось что-нибудь вкусненькое?
- Мы и половины не съели. Но ты же сказала, что не голодна.
- И не сыта. Я надкусила сосиску. А это так же бесполезно, как и безвредно.
- Тогда вооружайся, идём на сафари в холодильник. Тебе, кстати, Модест звонил.
Андерс развернулся и пошел первым, за ним прихвостился Патриот, последней брела Христина. Она окликнула папу:
- Андерс…
- М-м-м? - спросил он через плечо.
- Сейчас я как-то особенно тебя люблю.
- Спасибо. А что произошло?
- Может быть, я выйду замуж.
- Потрясно. За Валя?
- Нет. Будет скандал. Валь назовёт меня белогвардейской сволочью и останется праведным, но одиноким. Так ему и надо.
- Тебе не жалко?
- Нет.
- А за кого замуж?
- Я не знаю, кто он такой. Его зовут Анно.
- Зачем тебе?
- Он ждёт от меня ребёнка.
- Ясно, - сказал Андерс, на минуту задумался, потом спросил: - Ну и что?
Христина пожала плечом: мол, понятия не имею «что», но…
- А ты сможешь его полюбить?
- Андерс… Я не уверена, что смогу сделать вид, что…
- Я о ребёнке.
- А-а… - неопределённо протянула Христина и ничего больше не добавила.
- Мы могли бы поговорить. Я, ты, Айра, Лю, Анно, его родители.
- Ересь всё это! Я сама приму решение. И когда я это сделаю, мне станет плевать на всех родителей в мире, прости за откровенность. Я всех вас очень люблю. Но это моя жизнь. И она не тема для круглого стола.
- Пусть, - согласился Андерс. - В любом случае я на твоей стороне.
- Спасибо, папа, я знаю.
Они вошли в кухню и стали копаться в холодильнике. Папа держал поднос, а Христина складывала на него всё, на что глаза глядели. Кое-что пришлось греть. Но в итоге и горячее и холодное было свалено на одной тарелке.
Огромный кусок воздушного торта, опасно накренившись, подрагивал на другой. Чёрная бутылка с бальзамом задевала о рюмку, и та отзывалась слабым звоном. Христина поднималась к себе. Папа сказал, что его можно найти в кабинете, если понадобится. Никто в их доме не ложился спать раньше двух ночи. Даже Лю до двух спала в кружевных юбках, в кольцах и серьгах, обложившись раскрытыми журналами и бутербродами. В два она просыпалась, выключала телевизор, переодевалась в ночную рубаху и укладывалась в постель. Христина прошла мимо её комнаты, мимо неплотно закрытых дверей малой гостиной и пнула свою дверь. Айра сказала на вдохе:
