Ася Михеева - Тара
«Вот и хорошо, — подумала она, расправляя на подушке хрустящую наволочку. — Нед. поди, соскучился по нормальной постели… Ах да. Тапки».
Она прошла в прихожую и вытащила из ларя коробку из-под комм-запчастей. Недовы тапочки в хрустящей комм-упаковке лежали уютные и весёлые.
Мюриель вынула их и поставила на подоконник, аккуратно свернула упаковку, закрыла коробку, чтобы спрятать в ларь.
В окне что-то мелькнуло. Она замерла с коробкой в руках.
Да, вон они. По серым камням дорожки, ведущей к дому между зелёных лужаек, — тёмные в пепельном вечернем свете. Длинный, немного сутулится — муж. Шагающий вприскочку, размахивающий руками — брат.
Нед был с Мюриель всегда. Нед был всегда на полтора шага впереди, прокладывая дорогу, потому что, когда Мюриель начала уверенно ползать, Нед как раз освоил премудрости дверных ручек. В школу их пришлось отдать вместе, потому что, чему бы ни учили Неда, Мюриель всё равно осваивала это ровно на следующий день.
Нет-нет, с Андреем она чувствовала себя вполне защищённой. Но всё же как хорошо, когда Нед рядом!
В доме сразу стало шумно и светло.
— Тапки!!! Мои тапки, Мария-Иосиф!
— Как Колька? В прыгалке висел? Или опять весь день на ручках?..
— Ой, да как загорел-то, и нос, нос облезлый!
— А я ши[13] видел, честное слово!
— Да кто их не видал-то, у нас за домом в холме…
— Так то холмовые, а я лесного видел…
— Муришенька, — потише сказал Андрей, — пришла твоя ботаника?
Она потупилась:
— «Хорошо» поставили.
— А что не так?
— Фотогербарий маленький, и две ошибки в тесте…
Андрей поцеловал её в лоб и утешил:
— Ну пересдашь в каникулы.
Мюриель жалобно заныла:
— Ну какие каникулы! Осень на дворе, а у меня ещё фармацевтика висит…
Муж растрепал ей чёлку и улыбнулся:
— Потом обсудим.
Бесполезно. Придётся пересдавать… Мюриель безнадёжно вздохнула и поплелась на кухню.
Кухня её, как обычно, успокоила. Широкий деревянный стол, красивый лакированный паркет, шкафы, вытяжка, посудомойка, полки с нарядными чашками, мраморная плита рабочей зоны, надёжный комбайн. Мюриель постелила скатерть, налила квасу в кувшин, вынула кастрюлю с рагу из духовки.
Прискакал розовый после душа Нед в махровом халате и тапках на босу ногу, Андрей чем-то загремел в мастерской и затопал по лестнице вниз. Мюриель зажмурилась от счастья.
Пока мужчины ели, в детской запищал крошка Ник, напоминая, что и ему время покушать. Пока то, да сё — к столу она вернулась, когда Андрей уже снял тарелки и скатерть и разложил очередную груду распечаток.
Мюриель ела, одним глазом поглядывая, как крошка Ник идёт по стеночке в кухню: встал, упал, прополз полметра, поднялся, шагнул, упал. Когда он добрался до стола, Андрей, не оглядываясь, протянул сыну палец.
— Забавно, — наконец сказал Нед, разглядывая какие-то кроки. — И ты думаешь, мы не одни такие на всю голову звезданутые?
— Сейчас готовых сняться и поехать — тридцать человек. К тому моменту, как вы закончите посадочную площадку для грузовиков и просчитаете дороги и водозабор, будет двести тридцать. Мне два года надо: я ещё на архитектора выучусь, и из Муришки к тому времени целый педиатр получится.
— За два года-то и я обернусь, — хмурясь, ответил Нед. — И, глядишь, Юлька уже ломаться перестанет…
— Ой, я тебе уже всё сто раз говорил про Юльку…
— Ну да, да, вот я уже и с профессией в руках, и с образованием… почти… и с делом с большим. Завтра вон цветов пойду наберу… Позову с нами.
— О да! — засмеялся Андрей. — Химик-конструктор в новом городе край как нужен!
— Тем лучше, — приободрился Нед. — А планы по городским зонам давай ещё утром обсудим.
— Да, — ответил Андрей, запихивая бумаги в ящик. — А сейчас ну-ка про тебя. Что ваши промеры-то показали?
Мюриель печально подумала, что в геологии она от Неда безнадёжно отстала ещё три года назад. Андрей же что-то понимал, хмыкал и смеялся вместе с Недом над каким-то Олежеком, который «гелевым щупом-то пробивался-пробивался сквозь глиняный горизонт, аж вспотел весь…». Она посадила крошку Ника в прыгунки и взяла вязание. Андрей задумчиво посмотрел на жену и достал чайные чашки.
Её — тоненькая, узорчатая, из ударопрочного фарфора. Пузатая обливная кружка — Андрея. Недова — из верхнего ящика, красная, с профилем капитана Брагина.
— А как вы там в полях чаёвничаете? — спросила Мюриель у брата.
— А как замёрзнем, так и за чай, — ухмыльнулся тот и потянулся за сахаром. — Да ещё из фляжки в термос плеснёшь — так и совсем тепло становится… Главное не вспотеть! А то будешь как Олежек!
Мужчины вернулись к своим мужским разговорам (Мюриель окончательно потеряла нить на предположениях, как можно оптимизировать извлечение увязшего в болотах за Валдаем гусеничного вездехода), сынишка упоённо звенел погремушками прыгалки, спицы уверенно вязали петли — Мюриель улыбнулась, вспоминая, что в первую их встречу Андрей точно так же хмурился и ерошил волосы, а Нед точно так же подпрыгивал от желания вставить слово.
— …Ну, Кит, ну дай я ему съезжу!
— А ты, Малиган, помолчи, вот как надо будет, так и съездишь, а пока мы тут разговоры разговариваем, не видишь?
— А ты вообще-то подумал, О'Доннелл, что на разговоры ввосьмером на одного не ходят?
— А ты зассал? 3ассал уже, да, умник?
— Свои штаны проверяй, а за мои не хватайся, а то плохое подумают!
Русский мальчишка в окружении целой компании гэлов-ровесников виртуозно отругивался, с тревогой поглядывая вокруг. Дело шло к тому, что быть ему битым.
— Ну, Кит, ну хватит уже, дай мне его треснуть! — взмолился Нед. Мюриели за его спиной было не видно, какую рожу скорчил Кит О'Доннелл, но Нед понурился.
— Так ты пришёл разговаривать — ну разговаривай, — не вытерпел русский.
— Так у меня разговор-то к тебе простой, один вопрос на сердце лежит и плачет: если ты такой умный, почему ты строем не ходишь? Кой чёрт я на всех уроках только и слышу, какой ты молодец? Ты вообще знаешь, что у нас с выскочками делают?
Русский оторопел, потом взмахнул руками:
— А тебе, если ты такой гордый, кто мешает сесть да выучить? Или хочешь, по сассанахским заветам[14], дураком остаться? Да и не только сам — и весь класс за собой, да? Так, не иначе?
Кит аж присел от такой наглости:
— Кто… Кто здесь сассанах?! Ты… ты, грязный русский ушлёпок!
Противник его вдруг успокоился и печально посмотрел в небо.
— Я-то русский, а ты кто? Едрёна пропасть, ты можешь меня, конечно, тут с землёй сравнять и травкой засадить, но ведь ис мисэ ан т-амадан фейстэ русис, а не блади рашн фейста! Какого лешего я русский, а матерюсь по-гэльски лучше твоего?! Если ты без сассанахских слов не можешь — кто ты после этого, а?
