Хуан Мирамар - Личное время
Рудаки вспомнил, что, кажется, тогда Хироманту не поверил, а потом узнал, что Барда действительно через пару дней попал под электричку на переезде и перемололо, говорили, его страшно, так что хоронили в закрытом гробу. Он вспомнил сейчас об этом пророчестве и поежился – столько лет прошло, но помнил он до сих пор это ощущение жути от прикосновения к чему-то непонятному, чего просто не должно быть.
Рудаки сидел на своем балконе, курил и вспоминал. Вспомнил и то, как предсказал ему тогда, давно, Хиромант благополучие и достаток в будущем. Предсказал, и, похоже, сбылось, правда, и благополучие, и достаток были относительными, но в общем Рудаки был доволен – деньги большие были ему не нужны и то, что было у него сейчас, его вполне устраивало. Он вспомнил, как Хиромант спросил его тогда, тридцать почти лет назад:
– Тяжело тебе с похмелья?
– Угу, – признал он, потому что было ему действительно ой как тяжело – дома сплошные скандалы, денег нет, весь в долгах, и один только выход виделся – снова напиться.
– Это хорошо, что тяжело, – продолжал Хиромант, – это опыт накапливается, экзистенциальное ощущение жизни, – любил он иногда вставлять ученые словечки, хотя вроде бы ничего не читал и образования у него, кроме школы, не было никакого, и добавил, немного помолчав: – Зато потом, лет через двадцать, все у тебя будет хорошо, достигнешь ты успеха во всем, что будет тебя интересовать.
– Долго ждать, – скривился Рудаки, потому что мысль в то время у него была одна: найти рубль, чтоб пива выпить.
– Раньше не получится, – сказал Хиромант, – опыт должен накопиться, а сейчас ты к Серикову подойди, он деньги за перевод получил.
И вспомнил сейчас Рудаки, что последовал он тогда совету Хироманта, и Сериков деньги за перевод действительно получил, и напились они тогда с ним по-крупному, и снова потянулась эта маята: пьянка – скандал – похмелье – пьянка, пока вдруг резко все не переменилось к лучшему.
А вот Хироманта он с тех пор не видел и совсем забыл о нем, думал даже, что он умер, пока сегодня утром он вдруг не возник из небытия и не позвонил.
– Аврам? – раздался в трубке его тихий, вкрадчивый голос. – Надо бы увидеться, Аврам.
И снова всплыли в памяти Рудаки те жуткие годы: бесконечные шатания по Кресту в поисках рубля, короткие промежутки пьяного веселья и потом опять бесконечные шатания, скандалы дома и на работе.
– А Юра… – сказал он в трубку без особого энтузиазма– очень не хотелось ворошить прошлое («Хотя было там разное, – мысленно поправил он себя, – и хорошее было»). – Как живешь, Юра? Сто лет тебя не видел.
– Плохо живу (Хиромант всегда говорил правду, вспомнил Рудаки). Со здоровьем плохо. Встретиться надо – дело у меня к тебе есть.
Рудаки стал вспоминать, сколько у него неподотчетных Иве денег, – выходило немного, грошей сто – не больше. Вот все ему и отдам, решил он. А Хиромант продолжал:
– Я тут придумал кое-что – хочу с тобой посоветоваться.
– Давай встретимся, – сказал Рудаки, – давай увидимся – давно ведь не виделись. У меня две пары лекций сегодня. Давай часа в два около метро «Демьяновская». Подходит тебе?
– Хорошо, – ответил Хиромант, – в два у «Демьяновской», возле «Макдональдса».
– Договорились, – сказал Рудаки. – Ну, до встречи.
– До встречи, – Хиромант повесил трубку.
Двадцать лет есть двадцать лет, и Рудаки был готов к тому, что Хиромант изменился, но не думал, что он изменился настолько. Когда он подошел к метро, то сначала подумал, что Хиромант опаздывает, хотя помнилось, что был он раньше всегда очень пунктуальным. Только присмотревшись внимательнее к толпившимся у метро людям, он узнал Хироманта, узнал потому, что стоял он как-то очень отдельно.
На этом всегда людном месте народ спешил, толкался, шла бойкая торговля чем угодно. Люди сталкивались, расходились, едва не наступали друг другу на пятки, стоял гам множества голосов, из магнитофона подростка, торговавшего картами для мобильных телефонов и Интернета, доносилось громкое бум-бум современной музыки. Хироманта же толпа обтекала, спешащие люди, даже особо наглые в этом веке подростки, далеко обходили его одинокую фигуру.
Стояла поздняя осень, погода была солнечная, но холодная, и Хиромант был одет в длинное черное пальто, шея у него была замотана толстым черным шарфом, и на голове была тоже черная, косо напяленная шляпа. Он опирался на трость и смотрел прямо перед собой, сквозь людей. Он отпустил бороду, и лицо его, и раньше незаметное, теперь, казалось, совсем отсутствовало, и был он похож на пугало.
«На пугало – символ чего-нибудь ненавидимого толпой, например на символическую фигуру сионизма или глобализации», – подумал Рудаки, подходя ближе. Казалось, вот-вот толпа подхватит эту черную фигуру и понесет высоко над головами на длинном шесте, чтобы сжечь на площади.
– Ну здравствуй, Юра, – сказал он, подойдя к Хироманту. – Сколько лет!
– Здравствуй, Аврам, – тихо ответил Хиромант, снял черную перчатку и протянул ему худую маленькую руку, – ты мало изменился.
«Ты тоже», – хотел сказать Рудаки, но язык не поворачивался и он сказал, поживая Хироманту руку:
– Сыто живу и хожу веселыми ногами в годину народных бедствий.
– Это ненадолго, – Хиромант опять натянул перчатку – на шутки он всегда реагировал, мягко говоря, своеобразно.
Рудаки поежился – пустых предсказаний Хиромант не делал – и решил уточнить:
– А что будет-то?
– Да так, – Хиромант потуже замотал шарф, – катастрофа одна будет, но тебя она не очень коснется, тебя, твоей семьи и друзей. И вообще, несерьезная это будет катастрофа, вроде как понарошку – четыре солнца взойдут и испугаются все сначала, а потом привыкнут.
– А когда будет? – спросил Рудаки.
– Скоро, – ответил Хиромант и замолчал.
Рудаки знал, что расспрашивать бесполезно – Хиромант предсказывал только то, что считал нужным, – и предложил:
– Давай зайдем в «Макдональдс», что ли. Кофе выпьем. Может, ты есть хочешь? У тебя, вообще, как с деньгами.
– Давай зайдем, – согласился Хиромант. – Сядем, а то у меня с ногами что-то – ходить тяжело и стоять. Есть я не хочу – чаю мне возьми. А деньги мне не нужны – я пенсию по инвалидности получаю и на брата тоже.
Рудаки вспомнил, что у Хироманта был брат-даун.
В «Макдональдсе» людей было мало. Они устроились за столиком в углу, Рудаки принес себе кофе и чай с каким-то американского образца горячим пирожком для Хироманта. Хотя в кафе было тепло, Рудаки снял плащ и положил на свободный стул. Хиромант пальто не снял, только шляпу аккуратно положил на столик сбоку. Какое-то время они молчали – Рудаки прихлебывал жидкий кофе, а Хиромант рассеянно болтал пакетиком с чаем в своем стакане.
