Кристин Раш - Химера
Она утонула в кожаном кресле и немедленно включилась музыка: соната Шопена, тихая, теплая, красивая и такая успокаивающая. Она забыла про музыку. Как это получилось? Она закрыла глаза и откинулась на спинку, позволяя музыке медленно течь через себя.
Потом она почувствовала мягкое прикосновение и открыла глаза. Седрик сидел на ручке кресла, трогая ее хвостом, словно боялся, что попадет в беду. Когда он увидел, что она на него смотрит, он слегка наклонил голову. Она похлопала по коленям, но он туда не пошел.
Она снова закрыла глаза. Музыка билась и текла, словно прибой, словно страсть, и через какое-то время она почувствовала, что хвост Седрика мягко закрутился вокруг ее запястья.
Он разбудил ее посреди ночи, завывая и бегая по всему дому. Она села в постели, как раз когда он промчался прямо по ней. Задние лапы зацепили ее правую руку, поцарапав так глубоко, что она вскрикнула от боли. Но он, похоже, даже не заметил. Он мчался, словно бешеный, завывая на ходу, исчез в коридоре, потом вернулся на полной скорости.
Она включила ночник и осмотрела царапину, проходившую по всему предплечью, глубокую и кровоточащую. Болело сильно, но не сравнимо меньше, чем то, что она испытала несколько месяцев назад. Она вздохнула, выбралась из постели, и пошла в ванную, чтобы промыть и заклеить рану.
Седрик пронесся мимо еще раз, длинный коричневый хвост тащился за ним. Он мчался, словно преследуемый невидимыми демонами. Не удивительно, что Анна держала его по ночам в клетке. Он, наверное, ужасно тревожил других животных.
Но в этом доме живет только Дженни, а она не против, если ее сон прервется. Ей в любом случае всегда снится несчастный случай, то мгновение до удара, когда она повернула голову и увидела машину, мчащуюся по улице. Во сне она всегда напоминает себе: «Схвати Дара, схвати Дара». Но нигде не может найти его. А потом машина все равно врезается в них и опрокидывается набок.
Во сне все происходит не так, как она помнит. Но во снах все всегда по-другому.
Боль в руке ослабла. Она вышла из ванной и включила свет в коридоре. Седрик резко затормозил и замер.
Было похоже, словно тусклый свет коридора для него показался прожектором, осветив и освободив одновременно.
Он казался испуганным. Шерсть на загривке стояла дыбом, хвост распушен, глаза до невозможности выпучены. Она села на ковер и протянула к нему руку.
Его взгляд упал на царапину. Она тоже посмотрела, осторожно потрогала ее и сказала:
— Все в порядке. Я ее полечила.
Его маленькое тело дрожало, взгляд вернулся на ее лицо. Единственное его движение. Он оставался застывшим, припавшим к спасительному полу коридора.
Она долго сидела перед ним, протянув руку. Наконец, он вздохнул и вытянулся на коричневом ковре. Странно. То ли ее присутствие, то ли свет его успокоили. Дыхание стало ровным задолго до того, как закрылись глаза.
Она немного посидела в той же позе, наблюдая, как он спит. Даже сейчас, было не похоже, что он отдыхает. Казалось, при малейшем звуке он вскочит на ноги.
Рука затекла. Побежали мурашки. Она медленно отвела ее и растерла, думая, не поднять ли маленькое создание и отнести в кедровую постель. Но он на ней не спал, он даже не шагнул в нее. Может, она ему не нравится, а после случая с переноской ей не хотелось принуждать его делать что-то, что ему не нравится. Она дождалась, когда в руку вернулась чувствительность, потом медленно встала, стараясь не разбудить Седрика.
Она вернулась в постель, но свет в коридоре оставила.
* * *На следующее утро, после того, как она разделила завтрак с усталым Седриком, она пошла в свой кабинет. На столе и полках громоздились бумаги. Старые, что давно надо было сдать в утиль. Дом оставлял включенной ее рабочую станцию, даже когда она не притрагивалась к ней месяцами. Эргономичное рабочее кресло больше не соответствовало ее телу. Она отодвинула его в сторону и достала деревянный стул, на котором когда-то складывала в стопочку информационные кубики.
Дверь в кабинет она оставила открытой, но Седрик внутрь не последовал. Что было хорошо. Если он понимает, что она говорит — а она все более и более уверивалась в этом — она не хотела бы, чтобы он слышал следующий разговор.
Она попросила Дом установить и набрать номер «Миссии Химер». Ответила Анна и переключилась на голо, поняв, что на линии Дженни.
— Проблемы? — спросила Анна, словно ожидала такого звонка.
Дженни надела рубашку с длинными рукавами, чтобы никто не увидел рану, нанесенную Седриком.
— Никаких. Кажется, он прекрасно устроился.
— Он еще не притерпелся к окружению, — сказала Анна. — Подождите, когда он устроится поудобнее.
Дженни проглотила свой следующий вопрос. Ей хотелось спросить, было ли коту хоть когда-то удобно, но она не хотела, чтобы отношение Анны к Седрику отравляло и дальше ее мысли.
— Его брали в дом прежде? — спросила Дженни.
— Нет, — ответила Анна. — Мы занесли его в список плохо адаптируемых. Я еще не уверена в правильности того, что вы взяли его.
Дженни игнорировала скрытый вопрос.
— Вы не можете еще раз рассказать, что с ним делали?
— Зачем? — спросила Анна.
Дженни вспомнила морду Седрика, когда он носился по комнатам в почти полной тьме. Неописуемый ужас взывал к ней. Она лежала в постели после того, как он заснул, и думала, не ощутил ли Дар такой же ужас перед тем, как погиб.
— Мне кажется, — осторожно сказала она, — некоторые его выходки объяснимы. Если я просто пойму, что с ним случилось, то я смогу лучше с ним управляться.
— Извините, но больше я ничем не могу помочь, — сказала Анна, но в голосе совсем не чувствовалось извинения.
Дженни села на стуле прямо. Она помедлила и вцепилась в стол, чтобы на голограмме не были заметны задрожавшие руки.
— На самом деле, — сказала она с той силой в голосе, которой у нее не было долгое время, — вы можете мне помочь.
Анна казалась пораженной. Большинство людей не ожидало, что Дженни, гибкая танцовщица, которую они видели на сцене, может быть такой требовательной.
— Каким образом?
— Вы можете сказать, с какой лабораторией мне разговаривать.
Анна стала качать головой еще до того, как Дженни закончила фразу.
— Лаборатории не обсуждают свои работы с посторонними.
Доктор Причард тоже предупреждала ее об этом. Некоторые организации, включая «Народ за Этическое Отношение к Природе» и «Права Христиан», в последние два десятка лет боролись за то, чтобы остановить создание химер. НЭОП считал, что химеры нарушают права животных, а Христиане верили, что нарушаются права Господа. Отдельные военизированные сторонники обеих групп поджигали лаборатории, где использовались химеры, либо освобождали химер на волю. От обеих тактик погибло больше химер, чем от лабораторных экспериментов.
