Кристин Раш - Химера
Когда Дженни вернулась в дом, она услышала, как трясется и грохочет дверца клетки. Седрик продолжал лежать на спине, борясь с замком.
— Я выпущу тебя через минуту, — сказала она. — Мне надо сначала кое-что сделать.
Она поставила еду на одну из кухонных полок и понесла кедровую постель в главную спальню. Она закрыла дверь к Дару и воспользовалась клавиатурой в холле, чтобы задать программе новые инструкции. Потом вернулась в кухню.
Седрик лежал на животе, глаза светились в темноте клетки. Дженни вспомнила, чему ее учили, и поняла, что все они — неназванные доктора из лаборатории, Анна, да и она сама — находились на неизведанной территории. Она не знает, с каким созданием находится здесь. То, что он выглядит, как кот, вовсе не значит, что он думает, как таковой.
Она села перед клеткой и открыла дверцу. Седрик выскочил и побежал быстрее любого создания, что она видела. Он пробежал через кухню и рванулся в коридор, едва она приоткрыла дверцу.
Он оставлял за собой цепочку кровавых следов. Кровь была свежей и красной.
Она взглянула на проволоку дверцы.
— Боже мой, — прошептала она. Он царапал замок, пока не повредил лапы. Анна сказала, что держит его в клетке каждую ночь, и что Дженни должна делать то же самое. Проводил ли он ночи, лежа на спине и пытаясь пользоваться лапами, словно руками, пытаясь открыть защелку, которую можно открыть только пальцами?
Она задрожала от этой мысли, потом схватила рулон туалетной бумаги и вытерла кровь. След вел через холл к запертой двери, а потом в ее спальню.
Седрик стоял перед кедровой постелью, опустив хвост и глядя на мягкие подушки. Дженни не имела представления, как долго он находится здесь. Когда она вошла, он не повернулся.
— Это твоя, — сказала она, опускаясь на не запачканный кровью кусочек ковра. — Если хочешь, можешь спать здесь вместе со мной.
Он мотнул головой в ее сторону, тем же внезапным движением, как в доме Анна, когда Дженни сказала, что заинтересовалась им. Его глаза казались шире, чем прежде. Если кот может выказывать удивление, то он его выказывал.
— Ты поранил лапы, — сказала она. — Мне надо их очистить.
Словно в ответ, он уселся и начал сам вылизывать передние лапы. Она следила за его хореографическими движениями. Подушечки лап были в крови, и в верхней части лап не хватало шерсти. Белизну пачкала засохшая коричневая кровь.
— Что ж, — сказала она, — устраивайся поудобнее. Я принесу тебе воду и еду.
Она чувствовала некую странность, разговаривая с котом, но напомнила себе, что это кот не обычный. Он, похоже, понимает ее. Он сделал паузу, пока она говорила, потом снова стал вылизываться, словно слова ее для него ничего не значили.
Он лизался шумно и напоказ. Она медленно встала, собрала грязные бумажные полотенца, засунула под мышку рулон и вернулась в кухню. Нашла тарелку, положила в нее немного кошачьей еды и поставила чашку с водой. Потом собрала грязную посуду и поставила в мойку.
Все ее тело задрожало. Через несколько мгновений она остановилась и схватилась за край раковины. Работа не требовала много физических усилий, но была такая знакомая, такая домашняя, что было больно.
Люди привыкли проходить через такое все время. Потеря любимого человека, когда в жизнь вторгается внезапная острая трагедия. Когда она была маленькой девочкой, ее дед умер от старости. Она все еще помнила его мягкую, сморщенную кожу, знаки возраста, испещрившие ладони, серебряные волосы, такие тонкие, что сквозь них просвечивала кожа.
Кроме горстки «естественников» — которые отказывались менять свою внешность, несмотря на требования моды — никто больше не позволял себе никаких ухудшений. Если какая-то часть тела начинала отказывать, от сердца до кожного покрова, ее чинили или заменяли, большей частью обходясь без хирургии. Программы физических упражнений стали подведомственны правительству благодаря страховым лоббистам, не желающим платить за проблемы, вызванные отсутствием активности. Серьезные болезни еще случались — хотя большую их часть держали под контролем, — и люди все еще временами болели простудами или гриппом или получали ранения от неумеренных упражнений. Такие вещи ожидаешь. Смерти не ждешь никогда.
Она заставила себя сделать глубокий вздох, потом плеснула водой в лицо. Голос доктора Причард звучал в ушах. Смерть ожидаема, Дженни. Мы просто не привыкли к этому. Никто не знает верхних пределов обновленного человеческого тела. Отставляя в сторону некоторые неисправимые неприятности (которые часто происходят с пожилыми, присутствовавшими здесь задолго до того, как медицинские инновации стали обычными), люди все еще бегают стометровку за десять секунд. Громадная часть человеческой популяции движется во второе десятилетие своего второго столетия совершенно не ощущая приближающийся конец жизни.
Вода капала с лица в раковину. Неожиданная причина смерти Дара, говорила ей доктор Причард, вместе с травмой собственного тела создала для нее новый мир, мир, в котором люди не живут вечно, и где силы, которые она считала присущими всегда, могут быть отняты у нее за один удар сердца. Доктор Причард как-то сказала, что по существу Дженни сражается с сутью человеческого бытия.
Она ненавидела это. Она ненавидела это все. Она больше не станет слушать никаких докторов. Может, она должна уехать, начать все снова в другом месте, где нет воспоминаний.
Хруст позади заставил ее повернуться. Седрик ел из своей чашки, наклонив голову, но с напряженным телом. Он тоже был ошибкой. Такой же ошибкой, какой была бы та жалкая собака. Она больше никого не хочет видеть в своем доме. Она не хочет, чтобы ее одиночество нарушал хоть кто-то. Она больше не хочет задумываться о чьем-то благополучии, особенно когда она совсем им не управляет.
Он пил так, словно жаждал неделю, потом сел и уставился на нее. Зеленые глаза осмотрели ее влажное лицо, еще дрожащие руки, потом обежали нуждавшуюся в уборке кухню. Казалось, он чего-то ждал, но она не знала чего, и не знала, как это узнать.
Она прошла мимо него и направилась к запертой двери, думая, что, может быть, отсидится в комнате Дара. Но когда вышла в коридор, то поняла, что ей не хочется туда идти. Вместо этого она прошла мимо в игровую.
Все было покрыто тонким слоем пыли. Обычно она говорила, чтобы Дом загружал ее e-mail в гостевую комнату и смотрела новости видео-сети в постели, когда ощущала в этом необходимость. Она сидела и смотрела новости о колониях на Луне, словно они создавались для нее. Но в этой части дома с его громадным плоским голоэкраном, с играми, она не была с тех пор, как вернулась из госпиталя.
