Гэри Гибсон - Станции Ангелов
Единственное окно кельи закрывали расписные деревянные ставни, украшенные изречениями Говорящих. Потусклому свету, что сочился с неба, Урсу определил, что только-только рассвело.
Его первой реакцией на то, что его разбудили в такой странный час, был страх – страх, что захватчики пошли на штурм и теперь взбираются на стены города. Юноша усиленно прислушался – короткие треугольные уши подергивались по бокам удлиненного черепа, – но никакого шума не уловил. Значит, дело было в другом.
– Вставай, Урсу. Мы все это слышали, – поторопил Юфтиан с ноткой возбуждения. Обычно старый жрец старался не показывать никаких эмоций. Кажется, в молодости он был солдатом, но Юфтиан никогда не говорил о своей военной карьере. Ходили слухи, что он устал убивать, поэтому стал жрецом, чтобы как можно дальше отойти от своего прежнего образа жизни.
– Что слышали? – сонно спросил Урсу.
Юфтиан свирепо посмотрел на него, открыв рот, полный длинных, острых зубов.
– Голос Шекумпеха, – молвил он тоном едва сдерживаемого гнева. Имя, которое он произнес, было соединением слов старого языка – языка, на котором говорила первая раса строителей городов, давным-давно умерших среди снега и тьмы. Оно переводилось как «Тот-кто-говорит». Урсу тупо уставился на старого жреца, не очень понимая, о чем речь.
Потом он вспомнил.
Во сне он шел через фруктовый сад, о котором однажды рассказывала ему мать. Запах спелых фруктов наполнял его широкие ноздри, длинный узкий язык быстро облизывал морду. Это был знакомый сон, но в этот раз Урсу был не один: рядом с ним шел другой. Во сне ему так и не пришло в голову повернуться и увидеть лицо того спутника. Голос у другого был негромкий и приятный, почти мелодичный. Но Урсу, хоть убей, не мог вспомнить слова, которые он говорил.
Вспомнив об этом теперь, в эти первые сонные минуты после пробуждения, юноша понял: было что-то в том голосе… что-то, что испугало его сейчас.
Он поднял глаза на Юфтиана.
– Я не знаю. Я не думал, что…
– Ты думал, слова бога будут яснее? – спросил старик. – Как гром с неба?
Урсу кивнул:
– Да, именно так. – Возможно, он все же слышал голос Шекумпеха. Слышать голос бога, говорящего лично с тобой? Страшное возбуждение охватило Урсу, и юноша задрожал.
Шекумпех говорил с ним. И все это слышали.
В столь ранний час город был сравнительно тих. Дом Шекумпеха стоял прямо в центре Нубалы, чтобы бог пребывал в сердце всех вещей, имеющих самое важное значение в жизни его горожан. Так было всегда, даже в разгар Великого Холода.
Урсу подошел к узкому окну и посмотрел вниз, на пустую рыночную площадь. Он вспомнил, что прошел почти год с тех пор, как здесь проводилась последняя большая ярмарка, но это было до прихода великой армии Зана. Годовщины подходят, а праздновать нечего.
В животе Урсу заурчало, и он снова подумал о фруктовых садах из своих снов. Вероятно, эти же самые солдаты, вставшие лагерем за городскими стенами, давно раздавили их своими сапогами и колесами. И ничего там теперь не найдешь, кроме замерзших тел стариков, готовых к ритуалам внедрения.
Юфтиан раздраженно засопел, и Урсу отвернулся от окна.
– Простите, – извинился он. – Я просто задумался. Потом они спускались по холодной и влажной каменной лестнице, ежась от студеного ветра, задувавшего в оконные щели. Келья Урсу располагалась высоко в доме бога, и оттуда были даже видны лагеря за городскими стенами, едва различимые в туманном утреннем свете. По прошествии года война стала казаться почти нормальной частью жизни, вместе с голодом и бесконечным страхом.
Бог жил под главным зданием, в подвале, построенном специально для него (согласно священной книге Ордена) больше сорока пяти поколений назад, и за все это время гони разу не пал. В течение всего года послушникам, таким, как Урсу, разрешалось видеть бога только в трех случаях: в Праздник Мороза, Праздник Солнца и Праздник Отступления Ледника.
Немногим избранным, не состоящим в Ордене – нынешним правителям города, различным сановникам и дворянам, – позволялось принимать участие только в одном из них: в Празднике Солнца.
По главному холлу, примыкающему ко входу, гулял холодный утренний ветер, и вместе с ним в открытые деревянные двери проникал слабый свет. Вокруг сновали послушники и кое-кто из мастеров, торопливо направляясь из кухонь к хлевам, где помещались ледовики, и обратно. Несколько его товарищей-послушников остановились и пораженно смотрели, как Урсу спускается по грубой каменной лестнице в сопровождении мастера.
Самого Урсу отдали мастерам в очень юном возрасте, типичном для большинства послушников. Нубала имела строгие законы на этот счет: если семья произвела на свет троих детей, доживших до совершеннолетия, то любой дальнейший отпрыск должен быть предложен для рассмотрения мастерам. Урсу был четвертым в своей семье. Хотя один его старший брат умер от чумы через несколько лет после совершеннолетия, Урсу к тому времени слишком далеко продвинулся в своем обучении на жреца.
То, что бог города избирал кого-то для службы, – случай не редкий, но и не повседневное событие. Обычно это означало праздник для других обитателей Дома, даже день или два отдыха. Прошло четыре года или, может, пять с тех пор, как последний послушник – девушка по имени Юэнден, вспомнил Урсу – был призван служить богу Нубалы. Сам Урсу был тогда намного моложе, всего год как стал разумным, поэтому Юэнден осталась для него лишь смутным воспоминанием. Ее имя, однако, запомнилось, как имя той, что так трагически погибла, утонув в колодце за Домом. Быть призванным означало, что тебе уготовано будущее лучше, чем у других, что ты войдешь в элиту мастеров, руководящих всей религиозной жизнью в городе и – быть может, если только правильно разыграешь свои карты, – станешь членом самого правящего Совета.
И вот когда Урсу шел через огромный холл Дома, зевая и почесывая спутанный мех под рясой, он заметил, что обычное равнодушие, с которым к нему относились, сменилось почтительными взглядами. Несколько предразумных – кантров – пробежали мимо него на четвереньках, как-то ориентируясь внутри храма. Их глаза счастливо блестели, свободные от взрослого ума.
Урсу обменялся беглыми приветствиями с несколькими послушниками, их языки касались меха друг друга, пробуя его на вкус. Идущий позади Юфтиан показал когти, и другие послушники бросились с их пути врассыпную.
Чтобы быть послушником, особых умений не требовалось: нужно было выполнять черную или унизительную работу, которую мастера считали ниже своего достоинства.
Но теперь все изменилось: его «призвали». Его допустят к внушающему страх и благоговение Шекумпеху. И если тебя «призвали», ты становишься мастером-на-служении. Тебя переселяют в комнаты получше; тебе даже назначают послушника, чтобы был у тебя на посылках. Рука Юфтиана время от времени касалась плеча юноши, как бы направляя его, но Урсу мог бы сойти по этой крутой каменной лестнице, ведущей глубоко под землю, с завязанными глазами.
