Евгений Велтистов - Ноктюрн пустоты. Глоток Солнца: Фантастические роман и повесть
Припоминаю, что много лет назад здесь был построен первый суперпровод. Построен очень поспешно, с техническими дефектами, так как Америка жаждала дешевой нефти. Самые большие убытки понесла канадская природа: по всей трассе тундра, леса, озера превратились в мертвую зону, покрытую нефтяной пленкой. И вот люди снова спешат, кладут рядом вторую супертрубу, чтобы она заглатывала нефть со дна морского и выплевывала из компьютеров многозначные цифры прибыли. Дурачье!
Об опасности, вновь грозившей природе, напоминали листовки, которые негромко, но настойчиво предлагали прохожим молодые люди городского вида. Я пробежал листовку и, усмехнувшись, сунул в карман. Что этот листок бумаги для бородатых плечистых парней в стальных касках и комбинезонах, рассеянных по всей тундре и тайге. Им не бумагу подавай — машины и трубы! По шестнадцать — восемнадцать часов, без выходных вкалывают одичавшие парни. Месяц за месяцем. Чтобы однажды выйти из тайги с «дипломатом», набитым сотенными купюрами, подмигнуть красотке на рекламном щите, приглашающей всех желающих в город игр и развлечений Лас-Вегас, гарантирующей бесплатную дорогу и бесплатное проживание в самых шикарных отелях.
Многие возвращались (бесплатный билет на самолет в оба конца) с курортным загаром, щеголевато одетые, смущенно держа в руке опустошенный чемоданчик. И начинали все заново, пока не закончен этот чертов суперпровод. Как я установил из разговоров в самолете, полугодового заработка хватало максимум на две недели развлечений.
В транспортной конторе мне вежливо сообщили, что арендованный моей компанией вертолет разбился в тайге и мне не могут выделить никакой машины, поскольку все они на трассе, а мой путь — тысяча пятьсот километров в сторону. Мне предложили оплатить примерные убытки, и я понял, что время здесь ценится особенно дорого, а самый дефицитный товар — полярный транспорт.
В другое время я бы пожал плечами и улетел домой, но сейчас был взбешен. Мне наплевать, что ни один человек на улице не узнал меня; эти одичавшие, отупевшие от подсчета в уме стодолларовых бумажек люди когда-нибудь вернутся в цивилизованный мир и снова сядут к телевизору, станут моими рабами… Но я забрался в эту глушь, чтобы сделать репортаж для души, и на тебе — нет вертолета… Может быть, чиновники транспортной конторы полагают, что вулканы извергаются по заказу и можно отсрочить начало?! Я проклинал своего агента, который, зная о желтой канадской лихорадке, не догадался заказать второй вертолет… Я грозил устроить здесь настоящую катастрофу и показать ее всему белому свету.
— Господин Бари, — молодой служащий тронул меня за плечо, выразительно посмотрел на часы, — время у вас еще есть…
Простой жест отрезвил меня.
— Что вы предлагаете?
— Может быть… я подумал… Может, вас выручит мистер Юрик?
— Кто этот Юрик? Служащий пожал плечами:
— Какой-то чудак… Но у него свой вертолет.
Юрик разыскал меня в баре гостиницы и забросал вопросами: откуда мне известно, что потухший тысячелетия назад вулкан вот-вот пробудится от спячки? Оказалось, этот чудак коллекционирует странные предметы: древние плиты земной коры. Я слышал, но не знал на самом деле, что есть люди, для которых зафиксировать на пленку проснувшийся вулкан, рождение нового острова или обвалившийся старый дом в Сан-Франциско, возле которого проходит разлом коры, — события чрезвычайной важности, за которыми охотятся годами. Я привык работать, а не охотиться. Но сразу почувствовал в Юрике родственную душу и перешел с ним на «ты».
Решили вылететь на рассвете.
Ночью Юрик мучил меня своими открытиями из области сумасшедшей географии. Я слушал снисходительно, — представляя его простое лицо со сросшимися бровями и изредка поддакивая в ответ. Что мне от того, что когда-то Африка была на Южном полюсе, а Северная Америка в тропиках; что Италия вклинилась в Европу, а Индия — в Азию, вздыбив горы, как носы автомашин в лобовой аварии? Что мне от того, что под Японией древние плиты земной коры круто, почти вертикально уходят вглубь, вызывая землетрясения, — я давно уже заснял свой коронный репортаж о Токио… Юрик прав, провозглашая древнюю истину: не боги Олимпа совершали чудеса на земле, сама беспокойная Земля непрерывно перестраивает себя. До Юрика это открыл Леонардо да Винчи, оценивший найденные в горах окаменелые морские раковины. Юрик цитирует, как мне кажется, голосом самого Леонардо: «Над равнинами Италии, там, где сейчас летают только птицы, в отдаленном прошлом на обширных отмелях плавали рыбы…»
Но что-то в словах Юрика заставило меня задуматься. Странный смысл его наблюдений дошел до меня не сразу. Плиты, хоть и с малой скоростью, движутся, сталкиваются, создают напряжение. Земля, как и люди, испытывает стресс. Многие катастрофы, которые я снимал, являлись лишь частичной разрядкой, сбросом напряжения, выходом из стресса всего земного шара. Следовательно, на нашей планете есть какие-то «предохранители», которые не позволяют бедствиям перерасти в мировую катастрофу?..
Земля стара и опытна. А если стресс в шестнадцать лет? Сработают ли природные предохранители, выдержит ли организм?
Я уже думал об Эдди.
И вспоминал сына все те часы, пока мы летели с мистером Юриком над ледяным панцирем к нашему вулкану.
Я так давно не видел снежной пустыни, что оцепенел в кресле рядом с Юриком. Сначала он рассказывал мне об огромном разломе, вдоль которого мы летели, а потом умолк, тоже углубился в себя.
Моя жена Мария не оказалась партнершей в моих делах, как это обстояло у Лоты с Томасом. Впрочем, сравнение тут чисто субъективное. Баки — фирма, ее двухголовая глава, монолитная администрация. Я — лицо творческое, в чьи затеи никто из фирмы не вмешивается, спецкор катастрофы, король-одиночка. Мария — корреспондент журнала «Супермода», распространяемого в сорока четырех странах. Она по-своему королева — королева моды. Достаточно сказать, что в сорока четырех странах женщины последовательно меняют наряды «Мария» с номером очередного года.
Когда я в Токио, она в Рио-де-Жанейро, когда я уезжаю из дома по срочному заданию, она вдруг возвращается. Транспорт у нас одинаковый — самый дорогой и самый удобный, но очень редко пересекаются во времени и пространстве маршруты. Мне приятно бывает думать, стоя со своей камерой в гондоле воздушно-реактивного шара над пылающим городом, что где-то в темноте южной ночи плывет снежно-белый лайнер и все пассажиры провожают взглядом Марию в платье «северо-восточного циклона», которое она сконструировала только что в своей голове.
