Герберт Уэллс - Новейший ускоритель (Художник М. Гетманский)
Широкое применение «Ускорителя» грозит дать нежелательные результаты. Им могут воспользоваться преступники. Ведь что стоит совершить -преступление и потом укрыться в какой-нибудь щелке времени? Как и всякое сильно действующее средство, «Ускоритель» может быть употреблен во зло. Но мы с Гибберном всесторонне обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что это дело судебной медицины и к нам никакого касательства не имеет.
Наша задача — изготовлять и продавать «Ускоритель», а что из этого выйдет, мы посмотрим.
ХРУСТАЛЬНОЕ ЯЙЦО
С год тому назад близ Севендайэлса еще можно было видеть маленькую закопченную лавку, на вывеске которой поблекшими желтыми буквами было написано: «К. Кэйв, естествоиспытатель и продавец редкостей». Витрину лавки загромождало множество самых разнообразных вещей: несколько слоновых клыков, разрозненные шахматные фигуры, четки, оружие, ящик со стеклянными глазами, два черепа тигра и один человеческий, несколько изъеденных молью обезьяньих чучел (одно из них с лампой в руках), старинный шкафчик, засиженное мухами яйцо, очевидно страусовое, рыболовные принадлежности и страшно грязный пустой аквариум. В то время, к которому относится этот рассказ, там был еще кусок хрусталя, выточенный в форме яйца и прекрасно отшлифованный. На это хрустальное яйцо и смотрели двое стоявших перед витриной: высокий худощавый пастор и смуглый чернобородый молодой человек, одетый весьма непритязательно. Молодой человек что-то говорил, энергично жестикулируя; казалось, он убеждал своего спутника купить эту вещь.
Они всё еще стояли у витрины, когда в лавку вошел мистер Кэйв. Борода его шевелилась: он дожевывал хлеб С маслом. Увидев этих людей и выяснив, что их заинтересовало, хозяин лавки сразу приуныл. Он виновато оглянулся через плечо и тихо прикрыл за собой дверь. Мистер Кэйв был старичок с бледным лицом и странными водянисто-голубыми глазами; в его грязноватых волосах мелькала седина; сюртук на нем был поношенный, цилиндр старомодный, ковровые туфли на ногах стоптанные. Он выжидательно смотрел на разговаривающих. Пастор полез в карман брюк, вытащил пригоршню денег и приятно улыбнулся, показав в улыбке зубы. Когда они вошли в лавку, мистер Кэйв, видимо, совсем пал духом.
Пастор спросил напрямик, сколько стоит хрустальное яйцо. Мистер Кэйв бросил тревожный взгляд на дверь в комнаты и ответил: пять фунтов. Пастор, обращаясь одновременно и к своему спутнику и к мистеру Кэйву, стал возражать против такой высокой цены (она действительно была гораздо больше того, что собирался просить Кэйв, когда выставлял этот предмет) и попробовал торговаться. Мистер Кэйв подошел к входной двери и открыл ее.
— Цена пять фунтов, — сказал он, словно желая прекратить бесцельный спор.
При этих словах над занавеской в застекленной двери, которая вела в комнаты, показалась верхняя часть женского лица; глаза с любопытством уставились на двух покупателей.
— Цена пять фунтов, — с дрожью в голосе повторил мистер Кэйв.
Смуглый молодой человек, до сих пор безмолвствовавший, внимательно наблюдал за Кэйвом. Теперь он заговорил:
— Дайте ему пять фунтов.
Пастор посмотрел на своего спутника, словно проверяя, не шутит ли он, потом опять взглянул на Кэйва и увидел, что тот побледнел, как полотно.
— Это слишком дорого, — сказал пастор и, порывшись в кармане, стал пересчитывать свою наличность.
У него оказалось немногим больше тридцати шиллингов, и он снова попробовал образумить своего спутника, с которым, видимо, находился в самой близкой дружбе. Это дало мистеру Кэйву возможность собраться с мыслями, и он стал взволнованно объяснять, что, собственно говоря, не имеет права продавать хрусталь. Оба покупателя очень удивились и спросили Кэйва, почему он не подумал об этом прежде. Мистер Кэйв сконфузился, но продолжал настаивать на том, что продать хрусталь он не имеет права, так как договорился с другим покупателем, который может сегодня притти. Усмотрев в этом заявлении попытку еще больше повысить цену, оба пришедших сделали вид, что хотят уйти, но в это время дверь отворилась, и в лавку вошла некая особа — обладательница черной чолки и маленьких глаз.
Эта полная женщина с резкими чертами лица была моложе мистера Кэйва и гораздо выше его ростом. Она ступала тяжело, и лицо у нее было красное от волнения.
— Хрусталь продается, — сказала она. — И пять фунтов цена вполне достаточная. Я не понимаю, Кэйв, почему ты не соглашаешься на предложение этих джентльменов?
Мистер Кэйв, очень расстроенный вмешательством супруги, сердито посмотрел на нее поверх очков и стал — впрочем, не слишком уверенно — защищать свое право вести дела по собственному усмотрению. Начались пререкания. Оба покупателя с интересом наблюдали эту сцену, то и дело подсказывая миссис Кэйв новые аргументы. Загнанный в тупик, Кэйв все же продолжал свой сбивчивый и неправдоподобный рассказ об утреннем покупателе хрустального яйца. Он волновался все больше и больше, но с необыкновенным упорством стоял на своем.
Конец этому странному спору положил молодой человек. Он сказал, что они зайдут через два дня и таким образом не нарушат интересов покупателя, на которого ссылается мистер Кэйв.
— Но тогда мы уж будем настаивать, — сказал пастор. — Цена пять фунтов.
Миссис Кэйв стала извиняться за мужа, поясняя, что он у нее «со странностями». По уходе покупателей супружеская чета приступила к горячему и всестороннему обсуждению этого инцидента.
Миссис Кэйв изъяснялась начистоту, без всяких обиняков. Несчастный муж дрожал от волнения и то ссылался на какого-то другого покупателя, то утверждал, что хрусталь стоит десять гиней.
— Почему же ты назначил пять фунтов? — спросила жена.
— Предоставь мне вести мои дела по собственному усмотрению, — ответил Кэйв.
С мистером Кэйвом жили падчерица и пасынок, и вечером, за ужином, происшествие снова было подвергнуто обсуждению. Сидевшие за столом были ресьма невысокого мнения о деловых способностях мистера Кэйва, но последний его поступок казался всем верхом безумия.
— По-моему, он и раньше отказывался продать это яйцо, — сказал пасынок, верзила лет восемнадцати.
— Но ведь за него давали пять фунтов! — воскликнула падчерица, молодая особа двадцати шести лет, большая любительница поспорить.
Ответы мистера Кэйва были жалки по своей беспомощности: он только невнятно бормотал, что ему лучше знать, как вести дела. Посреди ужина мистера Кэйва погнали в лавку — запереть двери на ночь. Уши у него горели, слезы досады мешали ему видеть через очки. «Зачем было выставлять яйцо в витрине? Какое легкомыслие!» — вот что мучило его. Он не видел способа отвертеться от продажи хрустального яйца.
