Юрий Нестеренко - Стихи (2)
Одна у меня морока - достойно встречать зарю.
Одна у меня дорога - которую сам торю.
2003
"О северо-запад Империи бьется волна..."
Если выпало в Империи родиться...
И.Бродский
О северо-запад Империи бьется волна.
С упорством отчаянья снова и снова устало
Разбитое тело свое собирает она
И падает голою грудью на острые скалы,
И брызги, как мошки, летят на огонь маяка,
Чтоб вновь возвратиться к холодной ярящейся пене.
Маяк есть подобие свечки в руке старика,
Который внутри его мерит витками ступени,
Неспешно, но верно по лестнице двигаясь вверх,
И капает воск на ступень, как слеза из глазницы.
Смотритель одной из морских несменяемых вех,
Артритный морщинистый сторож имперской границы,
Однако, не плачет: довольно соленой воды
Внизу, где грохочет осенних штормов канонада!
Империя скупо платила ему за труды,
Однако платила исправно - а что еще надо?
Все эти, не сбиться бы, сорок без малого лет...
И он ей исправно служил, не заботясь вопросом,
Кому предназначен его еженощный привет,
Горящий во мраке над стылым скалистым откосом?
Судам? Но какие же в этих краях корабли?
Тем более - в бурю? Ну разве - незримые глазу...
По крайности, пАруса в этой свинцовой дали
За все эти годы он так и не видел ни разу.
Богам или звездам? Но ватные панцири туч
От дольней докуки небесный покой охраняют.
И шарит в тумане по локоть блуждающий луч,
И свечи прозрачную кровь на ступени роняют
Вернее всего, потому лишь, что быть маяку
Столичный чиновник велел, не бывавший здесь сроду.
Смотритель немногое видел на долгом веку
Лишь ветер, да скалы, да темно-соленую воду.
Что было до этого - сам уже помнит с трудом:
Какое-то лето, гербы, и мундиры, и флаги,
Кареты, ливреи, огнями сияющий дом,
Какие-то речи и клятвы, соратники, шпаги,
Конвой, коридор, каземат, кандалы, голоса,
Бессонная ночь, эшафот возле окон острога,
Пакет. "Вам предписано в двадцать четыре часа..."
Простая одежда, брусчатка, повозка, дорога...
А после - маяк. Он не ропщет. Не худший удел,
Не повод отнюдь от тоски повредиться в рассудке.
Покой. Свежий воздух. Безлюдье. Всего-то и дел
По лестнице вверх подниматься два раза за сутки,
Огонь зажигать ввечеру и гасить поутру,
Раз в месяц в подсвечник прилаживать новую свечку,
Рубашку сушить на промозглом ноябрьском ветру,
Плавник собирать и топить самодельную печку,
Смотреть, как порою, пробившись сквозь тучи, луна
Разбрызгает ртуть по морщинистой шкуре залива,
Да слушать, как снизу с Империей бьется волна.
Империя очень прочна. Но волна терпелива.
2003
Новогодний вечер
Пахнет жареной кошкой
Чебуречный ларек.
Сверху сыплется крошкой
Замерзающий смог.
Краснощекие лица
Оживленно тупы.
Добрый вечер, столица
Дыроглазой толпы,
Что клубится роями
Из загона в загон...
Это вам не Майами.
Это даже не Бонн.
Береги свои гланды
Здесь куда холодней.
Как безвкусны гирлянды
Одноцветных огней!
Эти глупые лампы
На бетонных столбах
Словно круглые штампы
На безмысленных лбах,
Там, где в битве с мозгами
Победил алкоголь...
Лед и слизь под ногами,
Жидко хлюпает соль.
Пес издох под витриной,
В пене мерзлая пасть.
Дух от шуб нафталинный
Как же шубам пропасть?
Мат и смрад сигаретный,
Пивоводочный пар.
Некто "чисто конкретный"
Джипом мнет тротуар.
Рядом нищие бабки
С кипой порногазет.
Небо с запахом тряпки.
Что ни двор, то клозет.
У распухших помоек
Зря рекламы горят
Стенам серых построек
Чужд заморский наряд.
Это точно не Ницца,
Не Мадрид, не Пари,
С новым годом, столица,
Черт тебя побери!
С новым звоном бутылок,
С новой грязью со льдом,
С новой пулей в затылок,
С новой бомбой под дом,
С новым мылом с экрана,
С новым соло совка,
С новым сроком тирана,
С новым сроком з/к,
С новой блажью вельможной,
С новой ложью в глаза,
С новой фразой несложной
Тем, кто заново "за"!
С новой плетью, холопы,
С новой лестью, паши,
С новым мясом, окопы,
С новой ломкой, гроши,
С новым званьем, пустышки,
С новым цирком, суды!
С каждым годом мартышки
Входят в моду труды...
Под замученной елью
Льется пена вина.
Завтра снова с похмелья
Пробудится страна.
И опять повторится
Весь навязчивый бред...
С новым старым, столица!
Пой, казенный клеврет!
Тем же жалким процентам,
Что не чтут божества,
Азиатским акцентом
Отплатила Москва.
Даже если в ОВИРе
Проводят по уму,
Встретят в тамошнем мире
По клейму твоему.
Есть ли выход на свете
В долготе, в мерзлоте?
В Шереметьево - эти,
На Ваганьково - те.
Тем, кто в качестве трупа
Погружен глубоко,
Позавидовать глупо,
Но понять их легко.
Fare thee well, эмигранты
В дальний край пустоты!
Это били куранты.
Это были кранты.
31 декабря 2003 г.
Сука
Ноябрь, тоска и скука.
Вторые сутки льет.
Беременная сука
Из мутной лужи пьет.
Сосцы ее отвислы,
С хвоста ее течет,
Не надобно ей смысла,
Не ведом ей расчет.
Бездомная бродяга,
Была бы ты умней...
Зачем тебе бодяга
Убогих этих дней?
Безвыигрышная мука
Да вкус гнилых костей...
И как ты можешь, сука,
Впускать сюда детей?
Тот мир им станет домом,
Где вскоре, вой не вой,
Похмельный дворник ломом
Хребет сломает твой,
Иль твой собрат дворовый
В помоечной борьбе,
Как более здоровый,
Прокусит бок тебе.
У мусорного бака,
Примерзшая ко льду,
Издохнешь, как собака,
В недальнем уж году.
Брезгливо чьи-то ноги
Тебя перешагнут...
Не проще ль до дороги
Дойти за пять минут?
Тяжелые колеса,
Удар - и тишина...
Проклятые вопросы
Решаются сполна.
Чтоб вырваться из круга,
Не сыщешь лучше дня...
Но глупая зверюга
Не слушает меня.
Не думает, что лучше
Лакает языком,
Как будто вместо лужи
Тут миска с молоком.
Косит на всякий случай,
Слегка напряжена...
Для жизни этой сучьей
Она и рождена.
Вот, вроде, нет на свете
Презренней существа,
Но знают сучьи дети
Во всем она права!
В нелепой этой давке,
Где разум на мели,
Помоечные шавки
Хозяева Земли!
Ученый, ты в науке
Прокладываешь путь,
Но не оценят суки
