Евгений Филенко - Гнездо Феникса
Вот только птицы не пели. По какому-то странному капризу эволюции они здесь не возникли.
– Какой запах! – сказала Джемма. – Почти земной. Правда?
– Неправда, – сказал Грант.
– Да ты просто не помнишь.
– А ты?
Девушка не нашлась, что ответить.
По представлениям Гранта, изрядно размытым годами отчуждения, неоткуда было взяться такому запаху – дикому, горячему, разнузданному – на старушке Земле. На планете, умудренной опытом тысяч и тысяч лет цивилизации. Все же здесь был первобытный лес, поднявшийся и окрепший в юном, ничего толком не изведавшем, не пережившем мире.
Просто девушка по имени Джемма Ким залеталась, замоталась по Галактике. Да и сам-то Грант уже почти растерял из памяти за бесконечными инозвездными калейдоскопами и свой домик в мандариновой роще, и ледяную речку, берущую начало от высокогорных ледников. И частенько по ночам клял черными словами все эти чужие расчудесные пейзажи, горели бы они синим пламенем.
Грант склонился и поцеловал Джемму, очень удачно угадав ей в абрикосовую теплую щеку. Голова у него шла кругом.
– Так редко удается попасть на какую-нибудь зеленую планетку, – пожаловалась Джемма. – Чтобы тишина, чтобы елочками пахло, чтобы ветерок погонял облачко по синему небу.
– Нубилус вентус, – прокомментировал Грант. – Ветер, несущий облака. Елочками, допустим, здесь тоже не пахнет. Все эти деревья на самом деле какие-нибудь ненормальные по нашим понятиям хвощи.
– А почему бы тебе не рассказать, как ты очутился в плоддерах? – вдруг спросила Джемма.
– Настоящие плоддеры никому об этом не рассказывают. Если я здесь, значит нет мне другого места. Разве что в могиле. Но туда я не хочу. Я синоптик, Джем. Как ты полагаешь, может синоптик учудить такое, после чего ему тошно будет жить среди людей?
– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Наверное, ты ошибся в прогнозе?
– Я совершил преступление. Ты сейчас гуляешь с убийцей. Тебе не страшно?
– Ну какой из тебя убийца? Тоже придумал… Настоящий убийца – это выродок, нравственный мутант. Разве ты таков?
– Нет, – Грант усмехнулся. – Но кому от этого легче? Мне? Тем, кто погиб? Их детям и женщинам? Или возьмем, к примеру, Кратова…
– Вот он бы мог, наверное, – неожиданно сказала Джемма.
– Почему? – опешил Грант.
– Вспомни, какие у него глаза. Жесткие, ледяные. Как прицел у фогратора!
– Видела бы ты, как он с этим фогратором управляется, – пробормотал Грант. – Был у нас инцидент… Это звездоход, Джем. Не в пример твоему блестящему командору, что бы она себе ни воображала. У него есть одно качество. Не пойму только, прекрасное или пагубное. Он ненавидит отступать. И когда его загоняют в тупик, он переходит в контратаку, причем такую отчаянную и яростную, что одерживает победу. Любой ценой. И я не думаю, что он отдал бы маяк пантаврам, даже если бы вы опоздали. Хотя мне в голову не идет, как бы он этого добился… Но ты не права: он такой же человек, как и я. И ему тоже трудно в изгнании.
– Может быть. Но кому могло понадобиться загнать его в тот тупик, из-за которого он здесь, а не в Галактике?
– Давай лучше о тебе, – славировал Грант. – Разве тебе легко в твоем Патруле? Здоровенные мужики сбегают оттуда в Звездную Разведку! А вы со своим девичником как-то держитесь.
– Нелегко, – согласилась Джемма. – Но зато ощущаешь себя сильной, умелой, независимой…
– Шустрой на всякие придумки, – поддакнул Грант. – Вроде инфразвуковой защиты. А вот классики утверждают, что-де сила женщины – в ее слабости.
Джемма остановилась, держась за его руку. Ее гладко причесанная головка едва доставала Гранту до плеча.
– Надо подумать, – сказала девушка. – Как-нибудь на досуге. Наверное, классики выступали опять-таки с позиций мужчин. Они же все как на подбор мужчины.
– Особенно Сафо, – промолвил Грант. – Нет, лучше Ахматова:
Из ребра твоего сотворенная,
Как могу я тебя не любить?
– У Ахматовой есть и совсем другое, – лукаво улыбнулась Джемма. –
Тебе покорной? Ты сошел с ума!
Покорна я одной господней воле.
Я не хочу ни трепета, ни боли,
Мне муж – палач, а дом его – тюрьма.
Вообще-то иногда хочется чего-нибудь такого… как сейчас. Только не вздумай цитировать своих классиков при нашем командоре!
– Очень нужно, – фыркнул Грант. – Не стану я с вами, амазонками, дискутировать. Еще съедите! Мне достаточно сознания того, что за моими плечами многовековой опыт предков. Гены еще скажут свое веское слово. И всем вам, во главе с вашим великолепным командором, предстоит тетешкаться с розовыми ляльками. И умильно сюсюкать, слушая их агуканье.
– Исключено. Тетешкайтесь сами!
– Ты не амазонка, – сказал Грант, обнимая ее за круглые плечи и привлекая к себе. – Ты болтушка.
Его пальцы вдруг сами собой наткнулись на застежку комбинезона и довольно легко с ней совладали. Под жесткой снаружи, но согревающе-мягкой внутри тканью, к его удовольствию, была сразу девичья кожа, смуглая и тугая, и больше ничего существенного. Пока он, обмирая от нетерпения, совлекал комбинезон и все несущественное и касался раскаленными ладонями этой кожи, Джемма стояла неподвижно и спокойно, не помогая ему, но и не препятствуя, впрочем. Лишь на лице ее застыло выражение терпеливого любопытства.
7.– Это я, – сказала командор Климова, стоя в дверях. – Не ожидал?
В простом белом платье на манер сарафана, со свободно распущенными по плечам светлыми волосами, она выглядела здесь пришелицей из иного мира. Из Внешнего Мира…
Кратов рывком поднялся и потянулся за брошенным в угол свитером.
– Не беспокойся, – произнесла Климова. – Своими бицепсами ты меня не шокируешь. Хотя кожа у тебя далеко уже не атласная… Корабль сейчас на орбите. Наш инженер, Зоя Летавина, обрабатывает термосферу. Я там не нужна. Где можно присесть?
– Я потеснюсь, – пробормотал Кратов и неловко умостился на углу койки. – Зажечь свет?
– Не надо. Я хорошо вижу в темноте, а ты… Зачем тебе разглядывать меня?
– Я тоже хорошо вижу в темноте, – сказал Кратов.
Она села, подперши кулаками подбородок. Ее пронзительно-синие глаза светились – так почудилось Кратову, прежде чем он догадался, что в них отражается лучик света из коридора.
– Термический ожог? – спросила Климова, проведя пальцами по его груди.
Кратов кивнул. Во время пожара на Галактическом маяке в системе Магма-10 он обгорел, как головешка, от волос остались редкие кустики, а его напарник Фриц Радау погиб. Но честь Плоддерского Круга была соблюдена: маяк продолжал указывать путь кораблям, потерявшим ориентировку в экзометрии. А у Кратова отросли волосы, затянулись ожоги, возникла тяжелая пирофобия и появился новый напарник.
