Джулия Джонс - Измена (Книга Слов - 2)
- Да ну? Что же он мог такого сообщить? Уж не поразило ли Тирена молнией? А может, Кесмонт восстал из мертвых? Или наш рыцарь оказался самим Борком во плоти?
- Нет, ваше преосвященство. Бевлин умер.
Тавалиск отпустил кошку, с трудом распрямил свое грузное тело и молча подошел к столу. Выбрав наилучшую из стоящих там крепких настоек, он налил себе бокал до краев, даже не подумав угостить Гамила, пропустил хороший глоток и лишь тогда заговорил:
- Насколько надежен сообщивший это человек?
- Он работает на нас уже десять лет, ваше преосвященство, - его преданность и опыт выше всяких похвал.
- Как умер Бевлин?
- Наш шпион в предутренние часы подобрался к самому дому и увидел в окно, что мудрец лежит мертвый на скамье, убитый ножом в сердце. Шпион затаился и стал выжидать. В комнату вошел наш рыцарь, увидел мертвеца - и, что называется, подвинулся.
- Подвинулся?
- Спятил, ваше преосвященство. Шпион говорит, что рыцарь взял мертвеца на руки и просидел так не меньше четырех часов, качая его, как младенца. Шпион уже собирался уйти, но пришел тот воришка, что странствует вместе с рыцарем. Мальчишка поднял Таула, усадил его на стул и прочее - но, когда юнец ненадолго вышел, рыцарь вскочил, сел на коня и ускакал на запад. На другой день мальчик, похоронив Бевлина и заперев дом, последовал за ним - а наш человек поспешил в Рорн.
- Кто же убил мудреца?
- Это-то и странно, ваше преосвященство. Шпион всю ночь наблюдал издали за домом - и после прибытия рыцаря с мальчиком никто не входил и не выходил.
- Самого убийства он не видел?
- Увы, ваше преосвященство, - даже шпионы должны когда-нибудь спать.
Архиепископ провел пальцем по краю бокала. Запах сыра, текущий по комнате к открытому окну, вдруг показался ему неприятным, и он накрыл салфеткой пронизанный голубыми жилками круг.
- Ты хочешь сказать, Гамил, что это сделал рыцарь?
- И да, и нет, ваше преосвященство.
- То есть?
- Может, его рука и направила нож, но действовал он не по своей воле. Его горе, когда он обнаружил тело, доказывает, что он был всего лишь безгласным орудием.
- Ларн, - тихо произнес Тавалиск, скорее для себя, чем для Гамила. Не прошло и двух месяцев, как рыцарь побывал там. У старейшин этого острова свои далекоидущие планы, и они весьма ловко претворяют эти планы в жизнь. Архиепископ сложил свои пухлые губы в подобие улыбки. - Вот Бевлин наконец и расплатился за свое вмешательство в их дела.
- Ларн очень злопамятен, ваше преосвященство.
- И тебя это качество, конечно же, восхищает. - Тавалиск снова опустился на стул. - И все-таки... мне кажется, эту запоздалую месть раскусить не так-то просто.
- Почему, ваше преосвященство?
- Ларн знает слишком много для своего же блага, и все благодаря своим проклятым оракулам - это просто нечестно. Мне думается, старый олух Бевлин замышлял нечто такое, что было им не по вкусу.
- Если так, ваше преосвященство, то рыцарь может знать кое-что о намерениях Бевлина.
Тавалиск медленно кивнул.
- Мы все еще следим за ним?
- Да, ваше преосвященство. Через день-другой я рассчитываю узнать, куда он направляется. Наиболее вероятным местом пока представляется Брен. Если он окажется там, наши шпионы уведомят нас о его действиях.
- Прекрасно, Гамил. Можешь идти. Мне надо о многом подумать. Архиепископ налил себе еще и окликнул секретаря у самых дверей: - Задержись ненадолго, Гамил, - я хочу попросить тебя о небольшой услуге.
- Слушаю, ваше преосвященство.
- Закрой все окна и разведи мне огонь. Я продрог, несмотря на солнце. - Тавалиск посмотрел, как секретарь складывает дрова в очаге. - Нет-нет, Гамил. Так не пойдет. Сперва обдери кору. Я знаю, это займет много времени, но, если уж ты взялся за что-то, надо делать это как следует.
Баралис поднялся на взгорье одним из последних. На подъеме склон еще кое-как защищал от ветра, но здесь задувающий с севера ураган бушевал вовсю. Баралис рассеянно растер пальцы в перчатках, держащие поводья. Путешествие продолжало причинять ему неисчислимые страдания. Мороз тишком пробирался в суставы, лишая их драгоценной гибкости. За все деяния Баралиса первыми расплачивались его руки.
И все же эта позиция на вершине холма имела свои достоинства. Отсюда ему открывался вид на всю колонну, и он сразу же отыскал глазами Мейбора. Баралис ощутил во рту вкус желчи. Плеваться было не в его обычае, и он проглотил горечь, обжегши язык. Как он ненавидел этого человека!
Баралис обозрел лежащую впереди местность. Из-под снега торчали острые верхушки скал. Спуск был более предательским, чем подъем, - тропа круто вилась среди нагромождения камней, и всадники ехали по ней с большой осторожностью.
Время выбрано верно. Мейбор еще только на середине спуска. Если он свалится с лошади там, среди скал и обрывов, ему конец. Его толстая шея переломится, как деревяшка, ударившись о мерзлую землю.
Баралис прикинул, как ехать ему самому. На какое-то время он тоже окажется в опасности. Ворожба, к которой он собирается прибегнуть, требует полной сосредоточенности, и кто-то должен в это время направлять его коня.
Баралис глянул вбок. Кроп сидел скрючившись на громадном боевом коне, и низко надвинутый капюшон не столько защищал от холода, сколько прятал лицо. Баралис знал, как ненавистно его слуге это путешествие. Кроп сторонился людей - и неудивительно, если вспомнить, как они с ним обращались. Люди боялись его, лишь будучи поодиночке или в малом числе, собравшись в кучу, они принимались его травить. В этой поездке ему тоже не давали покоя, обзывая дубиной стоеросовой и уродской мордой. Баралис охотно сжег бы этих трусов дотла - но еще не пришло время выказывать свою силу открыто.
Пользоваться ею скрытно - дело иное. Баралис поманил к себе Кропа, и тот подъехал. Повинуясь знаку Баралиса, слуга взял под уздцы хозяйского коня - молча, не задавая вопросов. Они ехали в самом хвосте, и никто не видел их, кроме вьючных лошадей.
Убедившись, что Кроп крепко держит поводья, Баралис приступил к делу. Отыскав глазами Мейбора, он перевел взгляд на его коня - великолепного жеребца в самом расцвете сил.
Баралис углубился в себя, и сила, столь знакомая, но от этого не менее дурманящая, поднялась ему навстречу. Приступ тошноты сменился чувством невозвратной потери - Баралис покинул свое тело и вошел в жеребца. В ноздри ударил острый запах лошадиного пота. Баралис наконец-то избавился от леденящего ветра и оказался в тепле.
Живое, пульсирующее тепло охватывало со всех сторон. Все дышало им шкура, жир, мускулы, костный мозг и сами кости. Действовать следовало быстро: тот, кто надолго задерживался в животном, подвергал себя большой опасности. Баралис поспешно пересек брюшную полость со всеми ее извивами, пробираясь к центру тела. Он чувствовал мощное сокращение легких и остерегался их всасывающей силы. Сердце манило его завораживающим ровным биением: глыба мускулов, оплетенная толстыми жилами, ужасающая своей мощью.
