Эрик Рассел - Единственное решение
— Конечно, разрешит. — Сайме взглянул на нее. — Ведь вы согласны?
— Мамушка, ды ведь зоглазная? — умоляюще спросил Григор, подтолкнув ее локтем.
— Я доздавлядь много друднозди, — запротестовала она.
— Этих трудностей, будь они прокляты, станет куда больше, если сидеть сложа руки, вместо того чтобы двигаться к цели, — отрезал Сайме и повернулся к Молиту: — Билл, постарайся помочь ей.
— Перво-наперво мне нужна чуть теплая вода, — сказал Молит. — Пожалуй, мы…
Тут его перебил Сэмми Файнстоун.
— Воды предостаточно в том ручье, что остался позади, ярдах в трехстах отсюда. — Он порылся в куче беспорядочно сваленных мешков с поклажей и нашел брезентовое ведерко. — Пойду принесу.
— Ну нет, один вы не пойдете! — с неожиданной жесткостью остановил его Сайме. — Ведро воды не стоит человеческой жизни. — Он быстро повернулся к Кесслеру. — Пойдешь с ним, Макс. На всякий случай.
Они ушли и вскоре вернулись с двумя галлонами воды, уже согретой дневным пеклом. Миссис Михалич робко опустила в ведерко свои распухшие ноги и минут двадцать они отмокали. Потом она кое-как вытерла их, и Молит зажал одну ее ногу между коленями, точно ногу лошади, которую собираются подковать.
Молит взялся за дело с профессиональной ловкостью: он сгибал и разгибал ногу, разминал суставы, массировал пальцами связки и мышцы. Прошло немало времени, пока довольный достигнутым результатом, он принялся за другую ногу и проделал с ней то же самое.
— У кого походная аптечка?
— У меня.
Сэмми передал ему сумку.
Молит расстегнул молнию водонепроницаемого чехла, быстро перебрал какие-то пакетики, свертки, банки и запечатанные пузырьки, нашел эфир и плеснул немного жидкости на обе ноги.
— Ах! — У миссис Михалич перехватило дыхание. — Она холодный, как лед.
— Быстро испаряется, — объяснил Молит.
Он открыл банку с вазелином, обильно смазал им изнутри ее туфли на толстой подошве, хорошенько отбил деревянной палкой пропитавшуюся жиром кожу, еще раз смазал туфли изнутри вазелином и стал сгибать и разгибать то одну, то другую подошву, пока ему не удалось при сгибании легко свести носы туфель с каблуками. Тогда он отдал их миссис Михалич.
— Примерьте. Только туго не зашнуровывайте. Пусть они сидят посвободнее.
Она обулась, как он велел, встала и немного прошлась. Ее глаза засияли от восторженного удивления, и впервые Молит заметил, что они у нее ясные и голубые, как у куклы.
— Зами-ша-дильна! — сообщила она. Она сделала еще несколько шагов, радуясь, как ребенок, словно каким-то чудом ей достались новые ноги. — Мой большой зпазиба!
— Мой доше, — с огромным облегчением проговорил Григор.
— Да будет вам, — сказал Молит. — Не за что.
Дня два назад он бы рявкнул: «Нишиво ездь за шиво зпазиба». А сейчас у него почему-то язык не повернулся сказать что-нибудь эдакое. Широкое крестьянское лицо Григора выражало такую трогательную благодарность. А в мозгу Молита снова и снова, сменяя друг друга, звучали услышанные им недавно фразы:
«Удача тут ни при чем».
«Ведро воды не стоит человеческой жизни».
«Много лудше без меня».
«Я оздавайзя».
И они действительно собирались остаться одни в этих страшных джунглях, чтобы бок о бок ждать неминуемой гибели.
Да, век живи, век учись…
День четвертый, пятый, шестой, седьмой. Длина всего пройденного пути неизвестна. Продвинулись к северу миль на пятьдесят. Они брели так неделю, но им казалось, что прошел уже месяц, а то и больше. В их представлении покинутая ими космошлюпка находилась все равно что на другой планете.
А на рассвете восьмого дня Сайме заставил их пуститься в путь пораньше, пребывая в милосердном неведении, что пробил его час. Он опять свернул на боковую тропинку: если верить компасу, идти по ней было для них удобнее, чем по той, по которой они шли накануне. Они двигались довольно быстро, чтобы успеть пройти возможно большее расстояние до того времени, когда солнце достигнет зенита и вновь примется жечь их беспощадными лучами.
Во время дневного привала Малыш Ку вдруг оставил еду, вылез из-под дерева, в тени которого они сидели, и попытался взглянуть на невыносимо сверкающее небо.
Зашевелился и Фини: сел, навострил уши и жалобно заскулил.
— Что-нибудь неладно? — спросил Саймс, хватаясь за свой пистолет.
— Мало-мало слышно звук, высоко-высоко. — Малыш Ку вернулся в тень, сел и с бесстрастным лицом снова принялся есть. — Вроде моя его слышать вчера или позавчера. Моя не уверена.
— А какой он, этот звук?
— Уйоум-уйоум-уйоум! — продемонстрировал Малыш Ку.
— Что? А ну-ка еще раз.
— Уйоум-уйоум! — послушно повторил тот.
— А я ничего такого не слышал, — сказал Сайме.
— Я тоже, — поддержал его Кесслер. — Впрочем, слух у него наверняка получше, чем у нас.
— Очень-очень хорошая слух, — заверил Малыш Ку.
Билл Молит вышел из тени дерева, посмотрел из-под руки на небо и, разочарованный, вернулся назад.
— Мне показалось, что он подражает звуку летящего геликоптера.
— И мне.
Сайме пристально вгляделся в слепящее небо.
— Нам только галлюцинаций не хватало, — сказал Кесслер. — С чего бы здесь взяться геликоптеру? Спасательная станция не получила от нас сигналов с просьбой о помощи. У нас ведь не было возможности послать их.
— А не мог ли Томсон послать сигнал бедствия со «Стар Куин» до того, как его передатчик разлетелся вдребезги?
— Нет. Метеорит отправил его на тот свет мгновенно.
— Едва ли это был геликоптер, — решительно сказал Сайме и вернулся к прерванной еде.
— Я тоже так думаю.
— Моя слышать звук, — упорствовал Малыш Ку. — Уйоум, уйоум.
Больше они об этом не говорили. Звук не повторился, а если и повторился, они его не услышали. Билл Молит провел с миссис Михалич очередной сеанс лечения, который стал теперь ежедневным ритуалом. У Сэмми всегда наготове была вода, вазелин, эфир. Григор благодарил Молита взглядом. Миссис Михалич всякий раз неизменно произносила:
— Зами-ша-диль-на! Мой большой збазиба!
К вечеру цепочка людей неожиданно остановилась, да в таком месте, где особенно густо переплелись ветви и стебли окаймлявшей тропинку растительности. Фини надрывался от лая. Сайме с собакой уже скрылись за крутым изгибом тропинки, а Малыш Ку задержался у самого поворота.
— В чем дело, Элике? — крикнул Кесслер, который шел позади всех.
В голосе Саймса, когда он ответил ему, звучали сомнение и настороженность.
— Да вот Фини разошелся. Так передо мной и выплясывает. — И тоном повыше: — Уймись ты, кобель безмозглый, чего доброго порвешь мне штанину!