Ричард Матесон - Куда приводят мечты
Не могу сказать, что это было несправедливо и однобоко. Добрые дела также присутствовали. Душевные порывы, успехи и свершения – все это тоже было.
Беда была в том, что я никак не мог с этим разделаться. Горе Энн отвлекало меня от созерцания этих картин, словно кто-то издалека тянул меня за руку. «Милая, дай посмотреть». Думаю, я произнес эти слова или просто они пришли мне на ум.
Я очнулся, снова лежа рядом с ней, с трудом приподняв отяжелевшие веки. Энн всхлипывала во сне, и эти звуки, словно кинжал, вонзались в мое сердце. Ну пожалуйста, я обязательно должен увидеть, узнать – оценить. Это слово вдруг показалось мне очень важным. Оценить.
Я снова поплыл к своим тайным видениям. Секунду назад я покинул кинозал; изображение на экране застыло. Теперь оно снова ожило, поглощая все мое существо. Я опять оказался внутри, переживая давно минувшие дни.
Теперь я понимал, сколько времени провел, потворствуя своим чувствам, и опять не буду вдаваться в детали. Я не только открывал заново каждое испытанное ощущение, но мне приходилось также пережить каждое неисполненное желание – так, словно оно было исполнено. Я увидел, что происходящее в сознании столь же реально, как вещи, имеющие место в физическом мире. То, что в жизни существовало лишь в воображении, теперь сделалось осязаемым; каждая фантазия становилась реальностью. Я проживал их все – и в то же время наблюдал со стороны, будучи свидетелем присущего им зачастую убожества. Свидетель, страдающий от абсолютной объективности.
И все же всегда равновесие, Роберт; подчеркиваю это – равновесие. Весы правосудия: темнота против света, жестокость против сочувствия, похоть против любви. И всегда этот неизменный сокровенный вопрос: «Что ты сделал со своей жизнью?»
Утешало лишь то, что свидетелем этого глубоко личного серьезного смотра являлся только я сам. Это было закрытое исполнение спектакля, оценивать который могло лишь мое сознание. Более того, я был уверен в том, что каким-то образом каждый пережитый поступок и каждая мысль навеки отпечатываются в моем сознании на будущее. Я не имел понятия, почему так происходит. Просто знал, что это так.
Потом начало происходить нечто совсем странное. Я оказался в каком-то загородном доме. Я смотрел на лежащего в постели старика. Рядом с ним сидели седая женщина и мужчина средних лет. Их одежда была мне незнакома. Когда женщина заговорила, в голосе ее прозвучал какой-то странный акцент.
– Думаю, он умер.
– Крис!
Мучительный крик Энн вырвал меня из сна. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что лежу на земле, а вокруг клубится туман. Я медленно поднялся, ощущая боль в каждой мышце, и попытался пойти, но не смог. Я был на дне темного озера, плотные воды которого колыхались вокруг меня.
Я вдруг почувствовал голод, непонятно с чего. Нет, слово «голод» не подходит. Нужны были средства для поддержания. Нет, нечто большее. Надо было что-то восполнить, чтобы помочь мне собраться воедино. Да, точно. Я был незаконченным; недоставало каких-то частей. Я попытался думать, но это оказалось выше моих возможностей. Мысли едва ворочались в голове, словно их склеили. «Оставь это, – все, что я мог придумать. – Оставь».
Я увидел, как белый столб света передо мной начинает принимать очертания фигуры.
– Тебе нужна моя помощь? – послышался голос. В тот момент мне не хватало проницательности понять, мужчина это или женщина.
Я сделал попытку заговорить, потом услышал, как издалека Энн снова зовет меня по имени, и огляделся по сторонам.
– Ты можешь здесь остаться надолго, – произнесла фигура. – Возьми меня за руку.
Я взглянул на фигуру.
– Я тебя знаю?
Я едва мог говорить, голос мой звучал как-то безжизненно.
– Сейчас это не важно, – молвила фигура. – Просто возьми меня за руку.
Я рассеянно уставился на неясный силуэт. Энн снова позвала меня по имени, и я покачал головой. Это существо пыталось увести меня от нее. Я не позволю ему это сделать.
– Убирайся, – сказал я. – Я иду к жене.
Я снова оказался в тумане, совсем один.
– Энн! – позвал я. Мне было холодно и страшно. – Энн, где ты? – Голос мой звучал безжизненно. – Я тебя не вижу.
Что-то потащило меня сквозь туман. Что-то другое пыталось удержать меня, но я отогнал его; это была не Энн. Я это понимал и должен был найти Энн. Только она имела для меня значение.
Туман начал рассеиваться, и я понял, что могу перемещаться. Передо мной расстилался чем-то знакомый пейзаж: широкие зеленые лужайки с рядами металлических табличек вровень с землей, букетами цветов там и сям – некоторые засохшие, иные – увядающие, а другие – совсем свежие. Я бывал здесь раньше.
Я пошел к отдаленной фигуре, сидящей на траве. «Где же я видел это место?» – недоумевал я, тщетно пытаясь вспомнить. Наконец, подобно пузырьку, выталкиваемому наверх из трясины, всплыло воспоминание. Ван. Чей-то сын. Мы его знали. Он был здесь похоронен. «Сколько времени прошло с тех пор?» – спрашивал я себя. И не мог ответить на этот вопрос. Время представлялось неразрешимой загадкой.
Теперь я видел, что сидящая фигура – это Энн, и со всех ног поспешил к ней, испытывая одновременно радость и печаль, сам не знаю почему.
Подойдя к ней, я позвал ее по имени. Она ничем не показала, что видит или слышит меня, и по какой-то необъяснимой причине теперь я этому не удивлялся. Я сел на траву подле нее, обняв ее одной рукой. Я ничего не чувствовал, и она никак мне не отвечала, устремив взор в землю. Я пытался понять, что происходит, но мне это не удавалось.
– Энн, я тебя люблю, – бормотал я. Другие слова не приходили на ум. – Я всегда буду тебя любить, Энн.
На меня навалилось отчаяние. Я взглянул на то место на земле, куда смотрела она. Там были цветы и металлическая табличка.
«Кристофер Нильсен. 1927-1974». Я уставился на табличку, онемев от изумления. Я смутно припомнил, как ко мне обращался какой-то человек, пытаясь убедить меня в том, что я умер. Был ли то сон? А сейчас сон ли это? Я покачал головой. По какой-то причине я не мог этого уразуметь, считая концепцию сна неприемлемой. Что означало, что я умер.
Умер.
Как это сокрушительное открытие могло оставить меня в том же состоянии глубокой апатии? Я должен был бы вопить от ужаса. Вместо этого я лишь неотрывно смотрел на табличку со своим именем, годом рождения и годом смерти.
Моим рассудком медленно овладевала навязчивая идея. Я что – там, внизу? Я? Мое тело? Но я ведь обладал способностью выяснить все это. Я мог перенестись туда, вниз, увидеть свой труп. Передо мной замелькали обрывки воспоминаний. «Если попробуешь заглянуть внутрь – увидишь». Где я слышал эти слова? Внутрь чего мог я заглянуть?
Пришло понимание. Я мог спуститься и заглянуть внутрь гроба. Я мог увидеть себя и убедиться в том, что умер. Я почувствовал, как мое тело перемещается вперед и вниз.
– Мама?
Я испуганно оглянулся. К нам приближался Ричард в компании худощавого темноволосого молодого человека.
– Мама, это Перри, – сказал Ричард. – Я тебе о нем уже рассказывал.
Я недоверчиво уставился на молодого человека. Он смотрел на меня.
– Здесь твой отец, Ричард, – спокойно сказал он. – Сидит около таблички со своим именем.
Я с трудом поднялся на ноги.
– Ты меня видишь? – спросил я.
Я был поражен его словами и тем, что он смотрит прямо на меня.
– Он говорит что-то, чего я не могу разобрать, – сказал Перри.
Я взглянул на Энн с тревогой. Я мог бы с ней общаться; дать ей знать, что я все еще существую.
Она с ошеломленным видом смотрела на молодого человека.
– Энн, поверь ему, – взмолился я. – Поверь ему.
– Он снова разговаривает, – сказал Перри. – Теперь с вами, миссис Нильсен.
Содрогнувшись, Энн взглянула на Ричарда и с мольбой позвала его по имени.
– Мама… – Ричард казался смущенным и в то же время полным решимости. – Если Перри говорит, что папа здесь, я ему верю. Я же говорил тебе, как он…
– Энн, я здесь! – выкрикнул я.
– Я понимаю, что вы чувствуете, миссис Нильсен, – прервал Ричарда Перри, – но поверьте мне на слово. Я вижу его рядом с вами. На нем темно-голубая рубашка с короткими рукавами, синие клетчатые брюки и ботинки от Уоллоби. Он высокий, ладно скроенный, со светлыми волосами. У него зеленые глаза, и он смотрит на вас с тревогой. Я уверен, он хочет, чтобы вы поверили в его присутствие здесь.
– Энн, ну пожалуйста, – сказал я, потом вновь посмотрел на Перри. – Услышь меня, – умолял я его. – Ты должен меня услышать.
– Он снова говорит, – сообщил Перри. – Мне кажется, он говорит «малыш» или что-то в этом роде.
Я застонал и еще раз взглянул на Энн. Она старалась не расплакаться, но не могла с собой совладать. Сильно разволновавшись, она тяжело и прерывисто дышала.
– Пожалуйста, не делай этого, – бормотала она.
