И. Волознев - Журнал «Приключения, Фантастика» 1 95
— Было.
— Расскажите.
— А что рассказывать-то. От Витальки поди уж все известно.
— Он говорил, — посмотрел на мальчика Зимин, — Что ящики, где золото, от Карги перевезли на берег Чаи, дальше поплыли на лодках и в трех местах закопали клад.
— Ну, так и есть. Что еще?
— Солдат тот, если действительно своими руками закапывал ящики, должен был помнить точное место.
— Он и помнил, а как же. Где, на какую глубину закапывали, сколько куда шагов нужно сделать, чтоб встать на месте клада. Все отцу рассказал.
— И все это зная, по горячим следам не сумели найти? — с сомнением спросил Зимин.
— По каким таким горячим, — махнул рукой старый железнодорожник. — В пятидесятых годах, в конце, только лишь и принялись искать.
— Что так поздно?
— А вот так. Времена-то какие были. Отец собрался было в чека докладывать, мать отговорила: не лезь. Не найдут вдруг, скажут, прикарманил. Найдут — еще хуже. Не поверят, что нет еще одного, утаенного местечка, что себе совсем ничего не оставил на черный день.
— А сам ваш отец не пытался хотя бы убедиться, что действительно владеет большой тайной, что клады есть?
— Ну как же это нет. Ему это всю жизнь было как заноза невытащенная. Ездил сколько раз на те места.
— Копал?
— Представь себе, ни единожды не ковырнул даже лопатой. В первый раз на Усть-Тойловку приехал, там прежде остяцкое селение было. Остяки допреждь на все лето в тайги дальние кочевали, аж на Улу-Юл, а тут им велели оставаться. Приучали к оседлой жизни, значит… В Светловодовку приплыл в другой раз, брошенная еще до революции деревня, — там, рядом, на соседнем берегу спецпоселенцы, комендатура… И в Пустотной. Годами на заимке, после гибели хозяина, никто не объявлялся — и нате вам, артель старательская обосновалась. А ему на Чаю путь не ближний впоследствии стал, его работать в Боготол перевели… В «оттепель», при Хрущеве, значит, отец заявление сделал в органы. Ну, покопали, покопали, не нашли ничего и сказали отцу, что он лишку о кладах читал, вредно. Так ему и сказали.
— А позднее? Искали?
— Да уж не по одному разу в каждом месте.
— Может быть, рельеф местности изменился? Берег рушился, передвинулся? Или солдат не точно места назвал?
— Солдату какой прок врать было, — возразил старый железнодорожник. — А берег, ты верно говоришь, подвинулся. Однако другие ориентиры-знаки имеются.
— Но клада нет. Ни одного из трех, — сказал Зимин.
— Они на то и клады, чтобы не сразу даваться, — с вкрадчивостью в голосе произнес Веревкин. — Верно, Виталька, Сережка? — Не дождавшись от мальчишек подтверждения своим словам, сам и ответил: — Верно.
— Значит, вы верите, что золото во всех этих трех местах, — Зимин положил ладонь на лоцманскую карту, — по-прежнему в целости лежит?
— Лежит, — твердо, с убежденностью ответил старик Веревкин. — Как миленькое. Час не приспел открыться.
— А вот эти обозначения какое отношение имеют к золоту?
— Зимин показал на карте отметки «Временная летняя дача» и «Могила иеромонаха».
— Это солдат, Расторгуев его фамилия, от заимки Пустотной до моста так шел, путь его… Ты, Виталька, рассказывал, что на заимке Пустотной произошло? — Старик посмотрел на правнука.
— Неа, — послышалось в ответ.
— Неа, все тебе неа, — передразнил правнука Веревкин. — Самое главное и произошло. Заложили они последний клад. Старший отряда велел всем садиться в одну лодку, поплывут обратно. Когда выполнили приказ, сели, он одну за одной с берега две гранаты на корму и в нос кинул. Расторгуева взрывной волной из лодки выбросило, потому и спасся один из всех, дошел до моста.
— Прилично шел, — поглядел еще раз на карту Зимин.
— Долго…
— А потом, после встречи с вашим отцом, что с тем солдатом стало?
— Убили его.
— Убили?
— Наповал. Он вечером пришел, а утром его уже убили. Отец рассказывал, он весь от страха трясся, умолял спрятать его. Говорил, Тютрюмов знает, что он жив и будет искать сколько угодно, пока не сыщет и не добьет.
— Тютрюмов? — переспросил Зимин.
— Ну да, — подтвердил старый железнодорожник. — Был здесь после ухода Колчака командиром отряда чоновцев. Теперь о нем в Пихтовой, кроме меня, разве что Егорка Мусатов помнит… Слышал о Мусатове?
— Слышал…
— Так вот, солдат боялся, что Тютрюмов по пятам за ним идет, отец обещал его спрятать так — ни одна живая душа не найдет, хоть обыщись. Расторгуев успокоился, уснул. А утром все равно ушел. Тайком. Мертвым с новой раной отец его в черемушнике обнаружил. На полкилометра не успел от моста уйти…
— Тютрюмов его?
— Кто ж знает. Наверное, Тютрюмов… Вот так с золотом связываться, — подытожил старик.
— Дед, ты забыл про сменщика еще, — напомнил правнук.
— Верно, — закивал Веревкин-старший. — Утром отец сменился. Сменщик его чуть пораньше пришел. Только отец от моста отдалился, слышит: бабах! Бегом вернулся. Мертвый сменщик у будки лежит на рельсах и никого около. Тишина.
— В последний раз давно копали в Светловодовке, в Усть-Тойловке?..
— Четыре года назад. Я знаешь что еще про себя кумекаю, почему неудачи все: копать глубже нужно. Ящики и земле лет за десять сгнили, а золото вниз ушло. За семьдесят-то с лишним лет, может быть, метров и на пять. А то еще и вбок сместилось, кроме того, что вниз погрузилось.
— А Тютрюмов не мог клады перепрятать?
— Не, что ты. Это летом было, в самом конце. А в сентябре Тютрюмова убили.
— Кто?
— Не знаю. Но с почестями его хоронили. Как героя. Значит, белые. Или пушилинская банда.
— М-да. Любопытно. Можно, я к вам еще загляну?
— Заглядывай.
Оперативная группа во главе с Нетесовым, скорее всего, вернется не раньше завтрашнего дня. Это Зимин узнал от сержанта Коломникова, заглянув в горотдел милиции. Зато он, Коломников, будет свободен через три часа, и они могут хоть на целые сутки отправиться, куда Андрей Андреевич пожелает.
— В Усть-Тойловку или Светловодовку можно? — не замедлил воспользоваться предложением Зимин.
— Сложно туда. Надувная лодка нужна, двухместная… — Коломников по-мальчишьи поморщил лоб, очевидно, вспоминая, у кого такую можно взять, вдруг встрепенулся: — А вы случайно не у Веревкина были?
— Был.
— Я так и подумал.
— Почему?
Сержант вместо ответа предложил:
— Хотите повстречаться с одним человеком? Лестнегов Константин Алексеевич. Он тоже колчаковским золотом интересуется.
— Конечно.
— Прямо сейчас?
