Владимир Савченко - Визит сдвинутой фазианки (Сборник)
— Значит, и ты прочёл… только о себе? — Жена осторожно посмотрела на него.
— Да.
— Бедненький, тебе, наверно, тоже досталось? — Она погладила его по волосам.
— Ничего… — рассеянно ответил Петр Иванович, думая о другом. («Травилась спичками, надо же! Господи, и что мы за народ такой — люди, и чего мы такие крученые-верченые? Вот о том, что она встретила в магазине Марьмихалну, да как Марьмихална была одета, да куда намеревается поехать летом отдыхать, это я от нее всегда знаю. А что травилась да почему травилась, так бы, пожалуй, и не узнал…») — Ничего, — повторил он. — Жизнь сложна. У всех и у каждого сложна. И незачем это мусолить.
Все-таки фамилия Иннокентьев жгла память Петра Ивановича. «Какой Иннокентьев, что за Иннокентьев? — размышлял он, укладываясь спать, — И что у них было? Когда?.. А ведь что-то было серьезное, раз она даже испугалась, что могу воспользоваться фактом и отнять Андрюшку. Эх, напрасно я ей все открыл с перепугу. Нужно было сделать вид, что я о ней все знаю, и выудить у нее потихоньку. Тогда бы я действительно о ней знал-а она обо мне нет! Вот дал маху… — Он досадливо покосился на книжную полку. — А все потому, что меня эта чертова книженция привела в полное расстройство. Собственно, даже и не она. Просто сей «прибор» пробудил что-то во мне — какие-то чувственные, дословесные представления о совершенное, истинном, справедливом. Они есть в каждом человеке. Они самый суровый наш судья; судья, который все запоминает, учитывает любое — пусть не понятое, не высказанное, только почувствованное несовершенство, фальшь, неправду… Страшный судья!»
Но это были спокойные академические мысли. Главное-то Петр Иванович теперь знал.
VА несколько дней спустя на «Книгу жизни» нарвался Андрюшка: рылся на книжных полках.
— О, этой у нас не было! Пап, это ты из Москвы привез? Можно, я почитаю?
Первым движением Петра Ивановича было отнять у сына опасную «книгу». Детям до шестнадцати… Но он тут же одумался, внимательно посмотрел: мальчик с худым лицом и уклончивым взглядом стоял перед ним «Что я о нем знаю? Что он знает о себе? Но… постой, постой!» Петр Иванович перебрал в памяти: что в его «Книге жизни» было сказано о родителях? Ничего предосудительного — во всяком случае в Андрюшкины годы; тогда он все в матери, в отце, а затем и в отчиме принимал как должное.
— Что ж, почитай. — Посмотрел на сына и повторил многозначительно: Почитай, почитай…
Рано утром Петр Иванович ушел на работу. С сыном он встретился лишь вечером. Андрюша с ногами сидел на диване в его комнате, искоса поглядывал то на книгу, лежавшую рядом, то на отца. Глаза у него были красные, выражение лица несчастное и затравленное, «Так, — отметил Петр Иванович, — и ему перепало на орехи».
— Ну, сын, — произнес он, садясь на другой край дивана и устремив на Андрюшку проницательный взгляд, — прочитал?
— П-п-прочитал…
— Н-да-а… — протянул Петр Иванович, нагнетая атмосферу. («Ох, нечисто у Андрюшки!») — Что же это ты, а? Как же ты дошел до жизни такой?
— Пап, да я… я только один раз! — покаянно захлюпал маленький грешник. Я не хотел, а Левка с Сашкой стали смеяться, и я… — И он, понимая, что теперь ему никогда и ни в чем не оправдаться, опустил голову.
«Что же это он натворил? Курил? Или, не дай бог, уворовали что-то? — соображал Петр Иванович, накаляясь праведным отцовским гневом. — Руки поотрываю шельмецу!»
На какой-то миг ему стало жаль мальчика. Ведь то, что для него, Петра Ивановича, стало давно прошедшим и снисходительно воспоминаемым, для Андрюшки сейчас самая жизнь — со всей ее сложностью и ответственностью, со страхом не прослыть мямлей и трусом, а может, и с мальчишеской влюбленностью, с борьбой чувств и незнанием, как поступить… Но эти тонкие соображения тотчас вытеснило чувство превосходства над сыном, которого он кормит, одевает, воспитывает и который, черт побери, должен вести себя как следует!
— Так вот, сын, — весомо сказал Петр Иванович, — сопровождая каждое слово помахиванием указательного пальца, — чтоб этого больше не было.
МИР ПЕРЕД ТОЧКОЙ ЗАКИПАНИЯ
(Попытка аналитического пророчества)
Люди, стремясь постигнуть природу вещей,
Закономерной смены божественного и
человеческого не разумеют.
Цели способствуя человека, та же причина
и гибели его способствует:
Двойственна карма людская!
Махабхарата. Путешествие Шри Бхагавана, глава 76.1. Таблица сопоставлений
Вероятно, все мы понимаем, что времени, подобного нынешнему-начиная от XVIII века, от первой промышленной революции, — во всей пятимиллиарднолетней истории нашей планеты еще не было. Всякое в ней бывало: мезозой, палеозой, звероящеры, оледенения, каменноугольные периоды… но чтобы такое!
Мнения о характере происходящего сейчас разнообразны-и хоть преимущественно такие, что льстят нашему самолюбию, но в то же время с сомнениями и противоречиями. Действительно, с одной стороны, вроде бы развивается «ноосфера», сфера разума, человек выступает в ней как геологическая сила (В. И. Вернадский), а с другой-со скоростью курьерского поезда надвигается экологический кризис. С одной стороны, человек есть «царь природы», несравнимо выше прочих тварей, с другой же — утоляет, в основном, те самые, что и животные, потребности, а по части хищничества и зверств даже их далеко превосходит: ведь наибольшее число людей в человеческой истории истреблено не малыми вирусами и не крупными зверьми, а самими людьми.
Многие полагают, что только с рода человеческого начинается подлинная история мира, победное шествие цивилизации сначала по нашей планете, затем по соседним и по всей Вселенной. Все же, что было до нас, лишь приуготовление матери-природы к этому этапу — в виде образования полезных ископаемых, запасов воды, кислородной атмосферы, плодородных почв и флоры-фауны.
Понять подлинную специфику «ноосферного» этапа на Земле, а заодно и природу человеческого сообщества (то есть того самого «смысла жизни») нам позволит приводимая ниже таблица сопоставлений-явлении начала мира, возникновения и формирования его, с ныне наблюдаемыми явлениями цивилизации; надо только суметь выделить в творящемся вокруг явления. Относительно первых, начальных, нет необходимости держаться какой-либо теории: то, что они происходили, ретроспективно вытекает из того, что мы есть, из факта существования и картины нашего мира. Расположены в таблице эти явления не хаотично (это важно!), а в той последовательности, в которой они происходили.
