Олег Овчинников - Арахно. В коконе смерти
– Дальше – никак, – пожаловался он.
– Дальше и не надо, – успокоил доктор.
В следующее мгновение Аркадий почувствовал холодное прикосновение металла к своим запястьям, и практически одновременно услышал сдвоенный щелчок. Подняв голову, он обнаружил себя закованным в наручники, цепочка которых змейкой обвивала пару вертикальных стальных прутьев.
– Это… – сказал он. – Зачем это? – и попытался высвободить руки.
Ничего не вышло, стальные браслеты только сильнее впились в кожу. На правом запястье появилась поперечная царапина от тупых зазубрин.
– Это женские, – пояснил человек в белом халате. – Так что не советую дергаться. Себе же хуже сделаете.
– Зачем это? – почти взвизгнул Аркадий.
– Ну вы же сами упомянули нетрадиционные методы, – усмехнулся доктор и зловеще расхохотался. Потом еще раз, нормальным человеческим смехом. – Извините, сорвалось. Больно уж ситуация анекдотическая. Но и вы тоже хороши. Впускаете незнакомого человека в дом, оставляете одного в прихожей… А если бы я, предположим, явился к вам с недобрыми намерениями – что тогда? А? Осторожнее быть надо! – назидательно заметил он и добавил совершенно спокойно: – Вы не волнуйтесь. Наручники – для вашего же блага. Сами потом спасибо скажете. Просто одному тут не справиться, а я сегодня без ассистента. Представьте: приболел! Как говорится, и на старушку бывает мокрушка…
Он бесцеремонно потянул за край трусов лежащего на животе Аркадия и незаметно перешел на ты.
– Да не дергайся ты! Я только приспустить… И не напрягайся так, в этом смысле я вполне традиционен.
– Не надо!
Теперь чужие пальцы внимательно ощупывали след от резинки и не казались уже такими холодными.
– Ого! – сказал доктор. – И здесь тоже! Как ты только с этим живешь?
– А вот так! – крикнул Аркадий и попытался обеими пятками лягнуть доктора в живот.
Но тот, по-видимому, готовый к такому повороту событий, легко отбил атаку. А вот Аркадию пришлось туже. Край матраса и вместе с ним нижняя часть тела прикованного оказалась на полу; упасть целиком ему не позволили наручники. Царапина на правом запястье набухла свежей кровью и обахромилась сверху несколькими лоскутками содранной кожи.
– Да что ж ты такой дерганый! – возмутился эскулап. – Учти, будешь орать – рот пластырем залеплю!
– Не надо, – затрясся Аркадий. – Я не смогу дышать, у меня на… насморк! Я… отменяю заказ, – промямлил он, прекрасно понимая, насколько наивно и нелепо звучат его слова. Но что ему оставалось делать? Умирающий, как известно, хватается за катетер.
– Экий ты простой, Шурик по имени Алеша! Я, между прочим, клятву Гиппократа давал!
От докторской улыбки у него зашевелились волосы на затылке. Последние сомнения развеялись, как утренний дымок над крематорием: ему посчастливилось столкнуться лицом к лицу с опаснейшим маньяком. Вернее, затылком к лицу, но это лишь ухудшало ситуацию.
– Ты не бойся, от меня еще недолеченным никто не уходил. Кстати, можешь звать меня Айболитом.
Айболит поправил матрас и, ухватив Аркадия за лодыжки, легко уложил поверх него. Затем, стряхнув тапки, грузно опустился ему на пятки.
– Носки раздвинь, – посоветовал. – А то отдавлю, – поерзал, пристраивая свой тяжелый зад. – Все, нечем стало брыкаться?
– Пожалуйста, нет! – простонал Аркадий. Шагреневый бок дипломата оставил отпечаток на его икрах. Щелкнули замки. Внутри дипломата что-то глухо звякнуло. Аркадий вспомнил текст наклейки про паразитов и понял, что скрытый в ней смысл еще чернее, чем ему показалось сначала.
– Ну, где вы? Где вы, мои ма-аленькие? Где вы, мои сла-аденькие?-неожиданно засюсюкал Айболит. Ответом ему стал чуть слышный сухой шорох – как будто кто-то встряхивал над ухом фарфоровую сахарницу с жалкими остатками продукта.
Скрежетнула какая-то жестянка, потом на несколько секунд все стихло.
Из своего положения Аркадий не мог видеть происходящего и оттого пугался еще сильнее. Он лежал, окаменевший от макушки до отсиженных Айболитом ступней, напряженный, как перетянутая жгутом вена, и с ужасом вслушивался в тишину.
– Вот они! Вот они, мои…ум-м-м!.. сла-аденькие! – обрадовался сумасшедший доктор. – Ну куда, куда без команды? Что, так сильно проголодались? Совсем проголодались, да? Ах, вы мои бе-едненькие, мои голо-одненькие! Сейчас, сейчас папочка вас поко-ормит… Только ведите себя хорошо, ладно? И помните: ваша цель – яйца. Запомнили? Только яйца! – строго повторил он.
Аркадий заскулил, закусив губы, отвернулся к стене и остро пожалел о том, что не завершил всех своих дел – тогда, в туалете.
– На ста-арт!.. Внимание-е!.. – растягивая слова, скомандовал кому-то палач. – Марш!
Два легких, ничего не весящих комочка опустились на бедра жертвы сзади и устремились вверх, щекоча и покалывая кожу, словно гонимые ветром клубки стекловаты.
Аркадий в последний раз судорожно вздохнул и потерял сознание.
* * *
Спина не болела. Ныла – да, но это была не боль, а жалкие ее отголоски. Как после оздоровительного сеанса, когда иглоукалыватель уже ушел, прихватив все свои булавки. Но главное – она совсем не чесалась! Не зудела, не свербела, не саднила – называйте, как хотите! – впервые за последние шесть недель.
По сравнению с этим замечательным открытием, сделанным Аркадием сразу же по пришествии в себя, все прочие сюрпризы этого дня просто меркли.
Поэтому Аркадий почти не удивился, когда, открыв глаза, обнаружил в считанных сантиметрах от своего лица огромного мохноногого паука. Он сидел, черный и лупоглазый, всеми восемью лапами взгромоздясь на откинутую к стене подушку, и деловито ковырял наволочку своим раздвоенным то ли жалом, то ли клювом.
Удивления не было. Только вполне естественное чувство гадливости.
– Ну, сволочь… – распухшими губами прошептал Аркадий и – не руками же его! бр-р-р-р! – попытался на ощупь нашарить возле кровати тапочки.
Они нашлись почти сразу же, но оторвать их от пола оказалось не так-то просто. Подергав за носок как будто приросший к паркету тапок, Аркадий раздраженно обернулся, вскрикнул:
– АААА! – и панически забился в угол, поджав под себя ноги и обхватив голые плечи ладонями.
– Это следует понимать как „спасибо"? – спросил стоящий у изголовья кровати Айболит. При взгляде снизу вверх Аркадию казалось, что его лысоватая макушка чуть-чуть не достает до потолка. – Ну, и что ты уставился на меня, как филиппинский хилер на скальпель? Видишь, Эля, какова она, человеческая благодарность? – спросил чокнутый доктор и Аркадий готов был поклясться, что обращался он в этот момент к пауку, который как раз закончил грызть наволочку и с важным видом побрел-покатился по серому полю хлопчатобумажной простыни.
