Майкл Мэнсон - Конан и грот Дайомы
- Боишься его? - спросил Конан. Ответом было лишь угрюмое молчание, и он, стиснув в ладони кошель с монетами, задал новый вопрос: - А что, Эйрим Высокий Шлем тоже боится колдуна?
- Ну, боится - не боится, а опасается, - буркнул ванир. - Что мне за Эйрима говорить? Он - вождь, а я - простой ратник. У него - корабли, и люди, и удача... А у меня что? Топор да жена, порог да очаг, а при нем - шестеро малолетних...
- Да, небогат ты, Хорстейн, сын Халлы, хоть и владеешь обширными землями! - Конан в последний раз подбросил кошель в ладони и швырнул его на колени рыжеволосому. - Держи! Только не рассказывай всем, что ты ограбил киммерийца и намял ему загривок! А теперь я хочу послушать про Эйрима. Большой ли он вождь? Храбрый ли? Сколько у него кораблей и воинов? Велика ли его сила?
- Большой вождь! Выходит в море на трех кораблях, и людей у него сотни! Да, большой вождь, - с ухмылкой протянул Хорстейн, - храбрый и удачливый, да только кончилась его удача...
- Это почему ж?
- Ну, сам я не видел, но люди говорят, что прислал к нему колдун своих воинов. И двух старшин из своего войска, Торкола и Фингаста. Оба изгои! Один руку на отца поднял и братьев порешил, да и другой не лучше. Моржовый клык им в брюхо! - Хорстейн откашлялся, сплюнул и позвенел монетами в кошеле. - А за серебро спасибо, киммериец. Чем же я тебе удружил? Или рад был кости поразмять?
- И кости ты мне размял, и истории забавные поведал, - усмехнулся Конан. - Теперь я знаю, к кому мне идти.
Он повернулся и сделал шаг к своим спутникам.
- Ну, иди, - буркнул Хорстейн ему в спину. - Только шел бы ты лучше к моему очагу, парень. Хоть и не Эйримовы хоромы, а много ближе, и метель там переждать можно. Буря надвигается, говорю тебе! А в бурю надо сидеть под крышей, у огня. Ведомо ли тебе про Имировых сыновей, ледяных великанов? Они шутить не любят!
- Ведомо, - отозвался Конан. - Я их не боюсь.
- А как насчет снежных дев, дочерей Имира? Их тоже не боишься? произнес Хорстейн, сын Халлы, пряча кошелек в пояс.
Но Конан его уже не расслышал.
* * *
Конечно, и про снежных дев было ему ведомо, и про то, что даже летом случаются в Ванахейме сильные метели, но рассчитывал он, что вьюга будет недолгой и удастся пересидеть ее у скал, паля костер, а вечером - или уж в крайнем случае, на следующее утро - дойти до богатой усадьбы Эйрима, удачливого и храброго вождя, и глотнуть там подогретого пива. А заодно поглядеть, что делают на Эйримовом подворье посланцы Гор-Небсехта, два изгоя, которых ни в одном ванирском доме принимать не положено.
Но не успели путники сделать и тысячи шагов от того места, где расстались с рыжим Хорстейном, как небо затянула белесая мгла, вершины прибрежных утесов потемнели, а в воздухе закружили снежные пушинки. Они падали вниз, пока еще медленно и неторопливо, скрывая землю белоснежным пологом, одевая скалы в мягкие искрящиеся одежды, вымораживая едва пробившуюся траву, оседая на капюшонах плащей из волчьего меха, поскрипывая под ногами. Мир вокруг замер; куда-то исчезли юркие сирюнчи, не кружились над их норками полярные совы, скрылись под снеговым покровом буро-зеленые мхи и серые камни. Все стало белым-белым, как саван покойника.
Конан, разглядев слева скальный козырек и нишу под ним, повел туда свой маленький отряд. Конечно, это жалкое убежище не могло сравниться с гротом Дайомы - ни золотого песка, ни высоких сводов, ни сияющих врат с изображениями луны и созвездий здесь не было. Зато была корявая и толстая сосна, выросшая у самого входа, и Конан, ткнув в ее сторону рукой, приказал голему:
- Руби!
Идрайн взялся за топор, дерево застонало и рухнуло после четвертого удара. Серокожий принялся обрубать ветви, Зийна торопливо складывала их в кучу, Конан высекал огонь. Сейчас он уже ругал себя, что не согласился пойти к Хорстейну, да было поздно. Рыжий ванир исчез в скалах; кричи - не докричишься. А искать его усадьбу в начинавшемся снегопаде казалось чистым безумием.
Они успели разложить костер. Идрайн, повинуясь команде хозяина, сунул в огонь огромный смолистый комель срубленной сосны, и пламя забушевало. Черный дым взлетел вверх, снежные мухи бессильно таяли в жарких рыжих языках, теплый воздух дрожал над костром. Но света было немного: белесая мгла, затмившая солнце, не позволяла видеть далее десяти шагов.
Конан и Зийна уселись на подстилку из ветвей, закутались в плащи, прижались друг к другу, сберегая тепло. Голем прислонился к скале, по-прежнему равнодушный и невозмутимый, но киммерийцу показалось, что в глазах его поблескивает злорадство. Конечно, то было лишь иллюзией, игрой воображения; каменный исполин желал получить награду, человеческую душу, а к этой цели вела лишь одна дорога: служить верно и преданно, Зийна пошевелилась, положила головку на плечо киммерийца; выбившаяся из-под капюшона золотистая прядь коснулась его губ.
- Таких снегов в Пуантене не бывает, - тихо молвила девушка, с затаенным страхом рассматривая сугробы, выраставшие прямо на глазах. Она не боялась стрел и копий, мечей и топоров, но буйство стихии пугало ее, напоминая о собственной ничтожности и беззащитности. Вглядываясь в белесый туман, она видела оскаленные пасти снежных духов, их жадные разверстые глотки, острые ледяные зубы; ей мнилось, что звенящую тишину вот-вот нарушит тяжкая поступь Имира, владыки ванахеймских равнин.
Конан обнял ее за плечи, привлек к себе.
- Не тревожься, моя красавица. Здесь и летом случаются снежные бури, но ярость их не бывает долгой, клянусь Кромом! Лучше думай о том, что мы почти добрались до цели, а значит, скоро повернем назад. К твоему Пуантену, к его виноградникам, к берегам Алиманы!
Зийна вздохнула.
За пламенной завесой костра продолжал идти снег.
Снег был на редкость густым, он прикрывал мир мутной мглой, и не кружился, не танцевал в воздухе, а падал отвесно, извергаемый невидимыми тучами. Легкие пушинки да белые мухи превратились в большие хлопья; ни неба, ни ближних скал было уже не разглядеть, а тундра исчезла совсем, словно ее навеки погребли снега - и травы, и мхи, и норы сирюнчей, и редкие деревья.
- Вот место, где кончается власть Митры, - произнес Конан, вытянув руку к снежной стене. - Тут свои боги, и играют они в свои игры.
- Нет, милый, нет! - воскликнула Зийна. - Скрылось лишь солнце, око Митры, но бог не покинул нас. Он с нами!
Девушка произнесла это с такой уверенностью, что Конан усмехнулся.
- С нами? Где же?
Она прижала руку к груди.
- Тут! В наших душах! Помнишь, ты рассказывал мне о людях, которым дозволено метать молнии? О тех, что носят в душе частицу божественного пламени? - Конан кивнул, не понимая, к чему она клонит. - Подумай же, милый: если б ты владел таким даром, разве молнии Митры покинули бы тебя, испугавшись метели? Конечно же нет! А значит, и бог был бы с тобой. И ты разметал бы тучи, снег и туман огненными стрелами!
