Джон Норман - Звери гора
Охотник задумчиво глядел на волны.
— Однажды мне показалось, что я могу придумать песню, — сказал он. — Мне хотелось петь. Мне очень хотелось петь. Я думал, что у меня получится. Я хотел спеть про то, как прекрасен наш мир, про огромный океан, про горы, звезды и бескрайнее небо.
— Почему ты не спел? — спросил я.
— Мне показалось, что неведомый голос произнес: «Как ты смеешь слагать песню? Как ты смеешь петь? Я — великий океан. Я — горы и море. Я звезды и бескрайнее небо! Ты думаешь, что все это можно вместить в маленькую песню?» Я очень испугался. С тех пор я никогда не пытался петь, — закончил Имнак.
— Нет ничего плохого в том, чтобы петь, — сказал я.
— Кто я такой, чтобы слагать песни? — вопросительно посмотрел на меня охотник. — Я маленький человек. Никто.
Я решил не отвечать.
— Лучше даже не пытаться.
— Думаю, ты не прав, — возразил я. — Надо попробовать. Пусть даже ничего не получится.
— Я очень маленький, — сказал Имнак. — Я не умею петь. Ни одна песня не сидит на моем плече. Ни одна песня не просит, чтобы я ее пропел.
Из свадебного чума донесся взрыв смеха. Над северным морем загорались звезды. Наступала полярная ночь.
Останки огромного кита ханжера валялись на берегу. Большая часть туши была уже отрезана. Кости тоже почти все растащили.
— Сушилки забиты мясом, — заметил я.
— Да, — кивнул охотник.
Две недели назад благодаря невероятной удаче мы загарпунили синего кита. Два кита за один сезон — неправдоподобное охотничье счастье. Обычно кита удается поднять раз в два, а то и в три года.
— Это хорошо, — произнес Имнак. — Значит, зимой людям не придется выходить на лед.
Солнце почти скрылось за горизонтом. Из свадебного чума доносился хохот.
Полярная ночь не означает непроглядную тьму. На небе висят горианские луны, ярко горят звезды. Конечно, если небо затянет тучами, из чума лучше не выходить. Тогда не остается ничего другого, как слушать завывания ветра и хруст снега под лапами случайного зверя.
— Не помню, чтобы в сушилках было так много мяса, — сказал Имнак.
— Неудивительно, что люди так радуются, — ответил я.
Помимо китов, удалось завалить нескольких слинов и наловить рыбы. Кроме того, охотники заготовили большие запасы сушеного мяса табука.
Когда солнце окончательно скроется за горизонтом, наступит полярная ночь. Она продлится почти полгода. Мне будет очень не хватать солнца.
— Думаю, еды на зиму хватит, — сказал Имнак. — Мы можем спокойно встречать тьму.
Я посмотрел на ломящиеся от мяса сушильные полки. Некоторые из них были подняты на высоту двадцать и более футов, чтобы до лакомства не добрались слины.
— Если Карджук не придет, я отправлюсь его искать, — сказал я. — Пусть даже мне придется входить ночью на лед.
— Оставайся в стойбище, — посоветовал Имнак.
— Ты можешь со мной не ходить, — сказал я.
— Не делай глупостей, Тэрл, который со мной охотится, — покачал головой краснокожий.
— Оставайся с друзьями, которые веселятся в свадебном чуме, — сказал я.
— Не думай плохо о моем народе, — сказал Имнак. — Сейчас они поют и смеются, но жизнь. часто обходится с ними очень сурово.
— Прости меня, — произнес я.
— В свадебном чуме нет ни одного человека, кроме самых маленьких детей, который бы не пережил сезона плохой охоты. Дети об этом ничего не знают, и мы им не рассказываем.
Краснокожие охотники даже по горианским меркам дают детям большую волю. Они крайне редко на них ворчат и почти никогда не поднимают руку. Детей в стойбищах краснокожих всегда защищают и берегут. Жизнь сама их научит. А пока пусть будут детьми.
— В свадебном чуме нет ни одного человека, кроме детей, кто бы не видел, как люди умирают с голода. Как правило, в этом нет ничьей вины. Бывают болезни, бывает непогода. Случается, что снег заметает дыхательные лунки спинов. — Имнак говорил очень спокойно. — Бывают несчастные случаи. Кайаки переворачиваются, проваливается лед. — Он посмотрел мне в глаза. — Ты не думай, что мой народ легкомысленный. Пусть немного посмеются. Не презирай их за то, что они радуются полным мяса сушильным полкам.
— Прости меня, друг, — произнес я.
— Я не сержусь, — сказал он.
— Ты — великий охотник.
— Я ужасный охотник, — покачал головой Имнак. — Хотя однажды я убил шесть слинов за один день.
Краснокожий улыбнулся.
— Давай вернемся в свадебный чум, — предложил я.
Глава 21. АРЛИН
— Давайте выключим свет! — радостно предложил Акко.
Предложение было встречено с большим энтузиазмом.
— Что они делают? — растерянно спросила подающая вареное мясо Тимбл-Барбара.
— Сейчас узнаешь, — ответил я.
Глядя на остальных, я сбросил с себя всю одежду. Говорящие животные: Поалу, Арлин, Тимбл-Барбара и Тистл-Одри — разделись уже давно.
Свадебный чум разогрелся от ламп и множества тел. В жилищах краснокожих тепло даже в самые лютые морозы. Разве что под утро, когда гаснут светильники и расходятся гости, температура падает до нулевой отметки. Бывает, что для того чтобы хлебнуть водички из ведра, приходится проламывать корочку льда. Но закутавшимся в шкуры людям все равно тепло, ибо мало кто спит в одиночку в чумах краснокожих. На ночь охотники укладываются на специальные платформы. Спать на них гораздо теплее, чем на полу, где оседает холодный воздух.
Одна за другой начали гаснуть лампы.
Имнак пристально смотрел на Поалу. Арлин, Барбара и Одри растерянно переглядывались.
— Что происходит? — не выдержала Барбара. — Если погасить все лампы, мы ничего не увидим.
Погасла последняя лампа. Кто-то затянул дыру в потолке.
— Пошли по кругу! — радостно скомандовал Акко. — Никто ни к кому не прикасается! Пошли!
Я неуверенно побрел по чуму. В конце концов, это часть культуры краснокожих.
Снаружи уже стемнело. В чумах, к слову сказать, нет окон. С ними гораздо труднее сохранить тепло.
После команды Акко никто не проронил ни слова.
Я слышал, как испуганно всхлипнула Барбара. Бояться, собственно говоря, было совершенно нечего. Разве что кто-то, кого она не знает, нащупает ее в темноте.
— Готовы? — крикнул Акко. — Ловим!
Женщины весело завизжали, мужчины принялись шарить в темноте руками.
Я изо всех сил пытался хоть что-нибудь разглядеть.
Сладострастно охнула пойманная женщина.
— Тихо! — прикрикнул Акко.
Рядом со мной шла ожесточенная борьба. Затем женщину повалили на пол. Она отчаянно сопротивлялась, пока удивленный таким поведением мужчина не треснул ее пару раз по голове. Спустя несколько минут она начала стонать от наслаждения. Я вытянул руку и попытался нащупать извивающуюся в грязи девушку. На ее горле оказались шнурки рабыни. Это была либо Тимбл, либо Тистл. Во всяком случае, не Поалу, ибо волосы девушки были распущены, а Поалу завязывала их в узел.
