Валентин Юрьев - Отбросы
Ведь ему надо или взорвать нас, что теперь грозит смертью его же собственному кораблю, или взять командование станцией в свои руки. Я думаю, такие полномочия ему даны и он знает код, который подчинит ему Первого.
Он только не может знать, что все эти операции давно расшифрованы нашими хакерами и мало того, ими написан фантомный сценарий, который создаст полную иллюзию передачи власти, после чего нам останется только изолировать наших гостей. А уж что-что, а это в нашей тюрьме исполняется отлично.
И всё же мне страшно. Я слишком хорошо знаю, какие нелепые мелкие случайности могут испортить самый отличный, самый глубоко продуманный сценарий, как маленький гвоздик на дороге ставит точку на красивом путешествии, превращая его в издевательство над гениальностью автора.
Почти всю жизнь у меня в голове сидит один забавный случай.
Давным-давно мой брат, хорошо разбиравшийся в технике и умевший сделать паровоз из самовара, подарил мне мокик — маленький мотоцикл, точнее микромотоцикл без педалей.
Мокик, как конёк-горбунок был так мал, что спущенные на землю ноги вставали на неё полной ступнёй, а при поездке их приходилось складывать, как у кузнечика. Я опробовал это чудо техники в лесах около города и решился совершить более дальнюю поездку, в соседний город, за сорок пять километров.
Туда я доехал отлично. И ветер был в спину и маленький бензиновый ишачок вёл себя прекрасно. На обратном пути, гордый своим приобретением, я нарвал в колхозных полях полуспелой кукурузы, немного, килограмм десять, в рюкзак за спиной, чтобы побаловать детей.
Это ослику не понравилось. Когда я отъехал достаточно, чтобы уже не суметь вернуться во второй город, где мог бы получить техническую помощь, этот гадёныш взял и сбросил с себя ведущую цепь, которая змейкой убежала в кювет и спряталась в траве.
Я не совсем уж профан в железках, вернулся, нашёл цепь, все части её были целы, поставил на место и опять поехал. И очень удачно проехал ещё метров сто, после чего цепь нырнула в лужу.
А надо сказать, что установка цепи означала такие действия, как снимание рюкзака с произношением вслух нехороших слов, поиск цепи, опять же с произношением, переворачивание этого дурака кверху колёсами, ослабление колеса, надевание цепи, её натяжение, переворачивание ишака назад, с декламированием всё тех же слов, заменяющих в нашем русском языке активные языческие заклинания, потом запуск двигателя, который, надо признать, вёл себя отлично, надевание рюкзака и включение сцепления с теми же заклинаниями, помогавшими проехать очередные сто метров.
После пяти или шести попыток я сдался. Я просто спустил ноги на дорогу и пошёл по ней, неся треклятую машину промеж своих ног. На подъемах приходилось совсем слезать и толкать этого придурка, разумеется, с художественным чтением всё тех же знакомых заклинаний, зато с горок мы мчались на бешеной скорости, разгоняясь километров до десяти в час! А вокруг стояла чудная погода, летали стрекозы, пели птицы, поля пестрели полянами цветов самых различных оттенков, мир моих страданий не понимал.
Так я проехал больше двадцати километров, проклянув все колёса на свете и дав себе обет никогда не связываться с моторизованными чудищами, каких бы размеров они не были. На последних километрах к городу меня подбросили на грузовике сердобольные мужики, пожалев убогого. Ноги после этого случая стали как у кавалериста.
Брат мой посмеялся над моими мучениями, забрал подарок вместе с цепью, в тот же день собрал его и заявил, что этот урод был в идеальном состоянии! Но меня уже этим нельзя было купить и мокик был продан не знаю кому, иначе мне было бы очень стыдно перед конкретным человеком, а вот когда неизвестно, кому сделана маленькая пакость, живётся легче.
Сейчас, вроде бы, всё идёт хорошо.
Вроде бы, но слишком хрупок наш маленький мир, который можно облететь за шестьдесят минут.
Я боюсь получить от судьбы кучку мелких пакостей!
День 1242
— Сержант Грэмс! Что там слышно? Почему так долго? Чего они копаются?
— Разрешите доложить, сэр! Обнаружено несколько тысяч нитей! Паутина! Нам понадобится год, чтобы собрать их, если хватит горючего. За четыре вылета собрано меньше сотни, а сколько раскидали в стороны! Очень трудно точно попасть, сэр, сами нити практически не видны в пустоте. Не с микроскопом же их собирать.
— Что ещё хорошего?
— Рядом с флагманом обнаружен аналогичный локационный объект. Отраженный фон слабее, чем у фантома. Возможно, что это второй фантом, но может быть и станция.
— Что!? На воду дуете? Почему сразу не доложили? Можно ли уточнить, что это за объект?
— Так точно, сэр! Но мы просим снять первое приказание и оставить фантом, сэр!
— На каком расстоянии второй объект?
— Чуть больше километра, сэр! Он приближается, примерно сантиметр в час.
— Так чего ж вы молчали, болваны? Он что, из темноты вылупился?
— Нет, сэр, со стороны метеорита. Но нас постоянно слепил сигнал от камня, а теперь этот объект развернулся и стал заметным на локаторе. И потом, Вы спали, сэр! А дежурному мы доложили.
— Хорошо. Дежурный!
— Сержант Глюк, сэр!
— Подготовить группу. Оставьте сеть, пока её не трогайте, она уже никуда не денется. Срочно посылайте разведку. Сколько надо времени?
— Часа четыре, сэр! Последняя вахта вернулась час назад, ужинает. Первая и вторая спит. Плюс наладка снаряжения.
— Что там с горючим?
— Осталось на сотню с лишним вылетов, улетает хорошо.
— Смеяться будем потом, господин Глюк! Когда станет смешно! Уменьшите группу до трёх человек, остальные выходы прекратить.
— Есть, сэр!
Ждать, ждать, ждать… Что может быть хуже, особенно когда вокруг что-то происходит чёрное и неуправляемое? Команда немного разболталась, но это понятно, неудачи всегда обескураживают и вносят неверие. Вроде бы всё так, но что-то не так. Казалось бы, нас обманули, так надо же разозлиться на этих мерзавцев, прикрывшихся своими колдовскими одеждами, надо собраться, сконцентрироваться, а эти — ржут, глаза в сторону бегают, вояки! Надо бы их продрать как следует, да на тренажёрах….. deuce take it!.
Как странно отличается значение одних и тех же слов…Ждать. или…ждать….
Как нетерпеливо я ждал Бэтси, маленькую чуткую девочку, убегавшую ко мне от своей матери и бабки. Я мог ждать часами, сутками, весь превращаясь в слух и звук шагов сливался с грохотом сердца. Ждать было частью слова "любить", сладкой и волнующей частью.
Другое дело было ждать распределения. Дни ничегонеделанья после выпускных и комиссии выматывали хуже чем самая грязная работа. Я готов был идти рядовым, куда угодно, только бы не сидеть в казарме без дела.