Татьяна Апраксина - Предсказанная
Его развели, как подростка, это было вполне очевидно. Внешность гостьи была выбрана умело. Уже одного этого было достаточно, чтобы спровоцировать Вадима на резкость, хамство и раздражение. Он повторил в уме реплики, прокрутил в голове эпизоды. Голос, жесты, выбор слов — все это напоминало обеих его бывших жен, точнее, было квинтэссенцией самого неприятного в обеих. Мелочь к мелочи: движение руки, выражение лица, тон голоса, и вот Вадим влез в ловушку по уши, при этом искренне полагая, что контролирует ситуацию. Дальнейшее было делом техники, и, надо сказать, обитательница Безвременья техникой этой владела великолепно. Впрочем, завидовать ей Вадим не собирался. Ему хватало того, что он причинял людям боль невольно, не замечая этого. Нарочно не хотелось. Даже врагам. Даже…
Кем считать теперь Анну, он не знал.
Увиденное было похоже на правду. Очень похоже, слишком похоже.
Увиденное могло быть ложью. Скорее всего, ложью оно и было.
Правда?
Ложь?
Нужно было выбрать что-то одно. Определиться раз и навсегда. Поверить или не поверить. Легче и приятнее было — не верить, и именно поэтому Вадим никак не мог принять решение.
И не было рядом друга — поделиться сомнениями, выговориться, услышать совет…
ГЛАВА 5. ПРЕДСКАЗАННАЯ
Анна висела над пропастью, уцепившись за каменный выступ. Запястья дрожали под тяжестью веса, вспотевшие ладони по миллиметру сдвигались к краю. Гладкий как стекло камень плохо годился для подобной акробатики, а скол больно врезался в пальцы. До падения оставались считанные мгновения. Девушка стиснула зубы и зажмурилась. Любой ценой — не смотреть вниз, туда, где мучительно далеко поблескивают острые зубцы скал. Все равно — смотри, не смотри, но через минуту или две они примут на себя ее тело. Должно быть, и больно не будет, просто не успеет. Хрустнут ребра, вминаясь внутрь, и все прекратится…
Но если думать об этом, то сердце уйдет в пятки, пальцы разожмутся и все случится еще раньше, чем должно быть. Анна попыталась подтянуться. Скала, на краю которой она висела, была слишком гладкой — не на что было опереться, а силы в руках не хватало. Каменное лезвие выступа еще глубже врезалось в пальцы, по ним потекло горячее и липкое, правая ладонь невольно разжалась. На левой девушка провисела лишь секунду, а потом рванулась вверх, и совершила роковую ошибку, попробовав сменить руки.
Падение казалось бесконечным. В глазах потемнело, разум сжался в вопящий от страха комочек, спрятавшийся где-то под желудком, дыхание остановилось — но она все летела вниз…
— Очнись, девочка, не время! — ударили ее по щеке.
Анна с трудом заставила себя разлепить глаза. Никакой пропасти, никакого падения: она лежала на земле, а перед ней на коленях стояла Софья.
— Привиделось что-то? — участливо спросила женщина.
Девушка кивнула, растирая скулу неловкими, до сих пор сведенными судорогой пальцами.
— Такая дрянь, — пожаловалась она. — В пропасть упала…
— Ну да, мне тоже… померещилось кое-что, — зло сказала женщина. — Вставай, мы тут одни, надо разбираться, что делать…
— Как одни? А остальные?
— Кто ж их знает, где их носит. И это весьма паршиво, Анна. Я б даже от остроухого не отказалась сейчас…
— В каком смысле?
— В любом, блин, — фыркнула Софья, пальцами распутывая волосы. — Он же у нас маг… хренов.
Анна села, с недоумением глядя на спутницу. Да, деликатностью в выражениях она не отличалась никогда, но теперешнего прорывающегося в мимике и движениях рук остервенения в ней тоже раньше не наблюдалось. Даже во время подъема по скалам и бега по туннелю. Сейчас же от каждого жеста Софьи разило плохо скрытой крайней тревогой.
Окружающее более всего напоминало головку хрустального сыра с ракурса маленькой мышки. Потом Анна вспомнила игрушку, которая была у нее в детстве — прозрачный пластиковый куб, трехмерный лабиринт, по которому нужно было катать маленький красный шарик — от верхнего уровня к нижнему и обратно. Сейчас на месте шарика оказались они с Софьей. Отполированный до блеска прозрачный пол позволял увидеть нижний этаж, и там было то же самое — ходы лабиринта. Стеклянные стены образовывали проходы, тупики и закоулки. Потолок был полом верхнего этажа. Судя по всему, женщины находились в центре одного из уровней. Повсюду, куда ни взгляни, были только радужно поблескивающие стены, острые грани углов и арки проходов.
— Куда пойдем? — спросила, поднимаясь на ноги, Анна. — Вверх, вниз?
— Не знаю. А хотелось бы знать, — буркнула Софья. — Потому что если пойдем не туда, то будем тут ползать долго…
— Ты их не видишь? И не чувствуешь? — с затаенной надеждой поинтересовалась девушка. — Совсем?
— Коли б чувствовала, так какие вопросы, дорогая…
— Тогда пойдем вниз, — решила Анна. — Все равно нам все равно.
— Хорошо сказано, — хмыкнула спутница. — Полюбила парня я, оказался… гармонист.
— Это ты к чему? У нас не гармонисты, у нас один гитарист и один флейтист, — Анна улыбнулась.
— Говорила мне мама — выходи, Софочка, замуж за бухгалтера, а я ее не слушала, — ответная улыбка, хулиганское подмигивание. — Ладно, подруга, прорвемся… Вниз, так вниз.
Самым удивительным в хрустальном лабиринте оказалась полная тишина. Пол, казавшийся стеклянным, гасил звуки шагов, словно заправский изоляционный материал. Даже голоса двух женщин распространялись лишь на метр. Стоило Анне замешкаться или обогнать Софью на пару шагов, как слышимость терялась начисто.
По дороге болтали обо всем на свете. Оказалось, что Софья знает уйму анекдотов, и русских, и израильских — во втором случае требовались пояснения, и они были смешнее самих анекдотов, потому что рассказчица изображала все в лицах. Стишки, каламбуры и подобия частушек здорово развеселили Анну, и она начала сама рассказывать всевозможные забавные истории и анекдоты. Больше всего почему-то Софье понравилось стихотворение про издевательство над мышью.
— Повтори, — потребовала она, отсмеявшись.
— Если серого мыша, взять и, бережно держа,
Насовать в него иголок — вы получите ежа.
Если этого ежа, нос зажав, чтоб не дышал,
Бросить в речку, где поглубже — вы получите ерша.
Если этого ерша, головой в тисках зажав,
Потянуть за хвост щипцами — вы получите ужа.
Если этого ужа, в руки взяв по два ножа…
Впрочем, он, наверно, сдохнет, но идея — хороша!
— Но идея хороша! — утирая с щек выступившие слезы, повторяла Софья. — Слушай, какая прелесть, это же просто про нас!
