Татьяна Апраксина - Предсказанная
— Люди лживы, трусливы и предают друг друга. Вот тебя — предали.
Вадим знал, что нельзя вестись на подобные заявления, но все же не смог удержаться от вопроса. Он очень хорошо знал, что совершает ошибку, но не совершить ее не мог. Броня дала трещину. Слово «предательство» оказалось хорошим снарядом.
— Посмотри сам, — девица махнула рукой в сторону окна.
— Не буду, — покачал головой Вадим.
— Верное решение, — ядовито улыбнулась гостья. — Лучше остаться в неведении, чем увидеть, как тебе изменяют.
Проклиная себя за слабость, Вадим медленно развернулся. Теперь хорошо было видно, что каменный пень отсюда метрах в двухстах. И на этом расстоянии музыкант четко различил четыре фигуры. Двое, Софья и Флейтист, сидели. Двое — Анна и Серебряный — стояли. В обнимку. Целуясь.
— Не верю.
Взмах длинных пальцев, украшенных десятком серебряных колец. Картинка приблизилась, появился и звук.
Вздохи, чмоканье поцелуев. Возбужденное неровное дыхание Анны, хорошо знакомое Вадиму по ночи обряда.
— Как же я не хочу, чтобы он возвращался…
— Не бойся, госпожа моя. Я не отдам тебя никому.
— Правда?
— Конечно, Анна… он не стоит твоего огорчения.
— Он мне надоел… — пухлые губы складываются в хорошо знакомую капризную гримаску, потом скользят по шее Гьял-лиэ. — Он просто полный ноль…
Вадим зажмурился, стиснул кулаки. Боль в правой кисти обожгла, отрезвила — он осторожно разжал пальцы, потряс рукой в воздухе. Внутри было пусто и гулко, словно в высохшем колодце. Он не поверил, не поверил — нельзя было верить картинке, нельзя было считать ее правдой. Это была подделка, как и все вокруг.
— Убеждай себя, что это ложь, человек. Ты же слаб. Живи с закрытыми глазами. С открытыми ты умрешь. И не на коленях, а валяясь на земле. Тебе больно? О да, я вижу, тебе больно. Ты же не можешь вынести такого предательства. О тебе забыли при первой возможности…
— Замолчи! — заорал Вадим.
Тонкий злой голос девицы застрял в ушах. Застрял и в груди — занозой, лезвием финки, осиновым колом.
— Что ты чувствуешь, человек? — со злорадным интересом поинтересовалась гостья. — Что ты сейчас ощущаешь?
— Ничего! Абсолютно! — еще громче крикнул Вадим. — Мне наплевать! Меня это не касается!!!
А кол в груди ворочался, раздирая сердце на мелкие клочья, и нужно было кричать очень, очень громко — так, чтобы поверить собственным словам. Кричать или разбивать руки о подоконник, делать все, что угодно, лишь бы запихнуть боль подальше, убедить себя, что ее нет, вернуть себе трезвый холодный рассудок.
— Если ничего, так почему же ты плачешь?
— Я? — остолбенел Вадим. Потом провел пальцами по щекам — оказалось сыро. — Э… это просто непроизвольная реакция. Я не верю в ваши картинки.
— Не верь. Иди к ним, они расскажут тебе, что все это неправда. И будут смеяться тебе в спину.
— Замолчи.
— С какой стати, человек? Ты был дерзок — так вот твоя расплата. Смотри на настоящего себя, ничтожество, не нужное никому.
Вадим понял, что погорячился, считая обитателей Безвременья наивными детьми. Бить они умели — метко, прицельно, по всем болевым точкам. Именно этих слов — «ничтожество, не нужное никому» — Вадим боялся всю жизнь. И услышать их оказалось больно, слишком больно. Можно было яростным движением вытереть щеки, выпрямиться, заложить большие пальцы за ремень джинсов. Стоять гордо и красиво, не выдавая боли — так, как и положено настоящему мужчине. Сглотнуть, борясь с комком в горле. Выдвинуть подбородок, прищурить глаза так, что кожа на скулах натянулась, как пергамент. Все, что угодно можно было сделать — боли меньше не становилось.
— Ты выглядишь как женщина. Но ты не женщина, а тварь, — размеренно выговорил Вадим. — Уходи, пока я не убил тебя.
— Меня? — расхохоталась девица. — О, храбрый герой! Разве это я предала тебя? Как ты мудр, как справедлив, человек…
Вадим знал, что это — очередная провокация, но не мог не отреагировать. Действительно, с какой стати он перенес всю злость на девицу, когда она только показала ему, что происходит.
Или — совсем наоборот. Решила натравить его на спутников. Эффективный ход.
— Слушай, хватит, а? Я же знаю, чего ты хочешь.
— Неужели? Ты — и знаешь? Ты смешон.
— Хватит, я сказал, — рявкнул Вадим. — Я выслушал достаточно оскорблений. Хочешь говорить — говори. Или уходи.
— От тебя не потребуется ничего непосильного, человек. Просто будь собой. И ты получишь награду и встретишь предсказанную судьбу.
— Что это значит? Очередная болтовня?
— Отнюдь. Когда будешь выбирать — сумей отличить ложь от правды, и удержать то, что принадлежит тебе по праву. Оно совсем близко.
Вадим с подозрением посмотрел на гостью. Она почти слово в слово повторила ответ Судьи на вопрос о том, что значило слово «предсказанная», услышанное от цыганки. И вот, пожалуйста, очередной круг замкнулся. Два совета — по сути дела, один совет, только высказанный очень разными существами. Кажется, они стояли по разные стороны баррикады, эта девка и Судья. Но говорили об одном и том же.
— Хоть ты и ничтожество, тебя ждет высокая судьба. И я не желаю тебе зла, ибо тот, кто встанет между человеком и судьбой, погибнет, — добавила девица. — Это буду не я.
— Ничтожеству — и высокая судьба? — начиная недобро смеяться, переспросил Вадим. — Это с какой же стати?
— Ты выбран пророчеством, — сказала она, потом выдержала паузу, словно выбирая, что сказать, о чем промолчать. — Судьба эта была тебе предсказана, когда ты был еще ребенком. Ты не сумел стать достойным ее, но никто не в силах отказаться от своей судьбы.
— А если по-простому?
Девица вполне по-человечески вздохнула, подергала себя за ухо, потом потерла переносицу под носовыми упорами очков.
— Хорошо. Ты тупой урод. Но когда тебя выбирали, ты казался не тупым уродом, а очень даже клевым ребенком. Что выросло — то выросло, это точно. А теперь уж поздно что-то менять. Так ясно? Или ты совсем тупой?
— Для чего выбирали-то? — спросил Вадим, стараясь пропускать хамство мимо ушей.
— Рассказать не могу, но увидишь — сразу поймешь. Ты об этом всю жизнь мечтал. Все, хватит с тебя.
Исчезла она мгновенно. Просто растворилась в воздухе, мигнув напоследок, как изображение на мониторе компьютера. Вадим ошеломленно плюхнулся на табуретку и погрузился в глубокую рефлексию. Пожалуй, называя его тупым уродом, обитательница Безвременья сказала сущую правду. Только тупой урод совершил бы столько ошибок в коротком разговоре. Не стоило хамить, не стоило позволять провоцировать себя на эмоции. И уж тем более не стоило смотреть на все, что показывала девица в окошке. Вадим покосился туда — картинка со спутниками уже исчезла.
