Владимир Баканов - Человек, который дружил с электричеством (сборник)
— В самом деле? — с надеждой пробормотал Фостер.
— Давайте так: вы проиграйте, а я запишу.
После нескольких тщетных попыток Фостер вздохнул и взял листок со словами — его хоть прочесть можно было.
— Ну пропойте, — предложила Лоис.
У Фостера был неплохой слух, и он без труда спел, а Лоис легко подобрала и записала музыку.
— Изумительно! Какая оригинальная и свежая мелодия. Мистер Фостер, я восхищена вами! Надо немедленно показать ее боссу.
Тальоферро песня понравилась. Он сделал несколько никчемных поправок, которые Фостер с помощью Лоис внес в текст, и созвал целый симпозиум песенников для прослушивания вновь созданного шедевра.
— Я хочу, чтобы вы поняли, что такое хорошо, — изрек Тальоферро. — Это моя новая находка. Мне кажется, нам нужна свежая кровь, — мрачно закончил он, обводя притихших песенников зловещим взглядом.
Фостер сидел как на иголках, ожидая, что вот-вот кто-нибудь из присутствующих вскочит и закричит:
— Этот ваш новый гений украл мелодию у Гершвина!..
Или у Берлина, или Портера, или Хаммерстайна…
Но разоблачения не последовало. Песня оказалась действительно новой и принесла Фостеру славу композитора и поэта.
Так начался его успех.
Каждый вечер он приходил все в тог же бар, и джук-бокс помогал ему создавать песни. Автомат словно понимал, что именно требуется, и нежил Фостера западающими в сердце мелодиями, складывающимися в песни с помощью Лоис. Кстати, Фостер начал замечать, что она — поразительно красивая девушка. Лоис не казалась неприступной, но пока Фостер избегал решительных действий. Он не был уверен в долговечности своего триумфа.
Между тем расцветал он как роза. Банковский счет округлялся с не меньшей скоростью, чем сам Фостер, а пил Джерри теперь гораздо меньше, хотя бар посещал ежедневно.
Однажды он спросил у Остина:
— Этот автомат… Откуда он взялся?
— Не знаю, — ответил Остин. — Он уже стоял, когда я начал здесь работать.
— А кто меняет пластинки?
— Ну… компания, надо полагать.
— Вы видели их когда-нибудь?
Остин задумался.
— Наверное, они приходят в смену моего напарника. Пластинки новые каждый день. Отличное обслуживание.
Фостер решил расспросить и другого бармена, но не сделал этого. Потому что поцеловал Лоис Кеннеди.
Это было ошибкой. Это был пороховой заряд. Они колесили по Сансет-стрип, обсуждая проблемы жизни и музыки.
— Я иду, — туманно выразился Фостер, едва успев разминуться со столбом. — Мы идем вместе.
— Ах, милый! — промурлыкала Лоис.
Фостер и не чувствовал, что последние дни находился в страшном напряжении. Сейчас оно исчезло. Как чудесно держать Лоис в объятиях, целовать ее, наслаждаться легким щекотаньем ее волос… Все виделось ему в розовом свете.
Внезапно в розовой мгле проступило лицо Остина.
— Как всегда? — поинтересовался он.
Фостер моргнул.
— Остин… Давно мы здесь?
— Около часа, мистер Фостер.
— Дорогой! — ластилась Лоис, нежно прижимаясь к его плечу.
Фостер попытался собраться с мыслями. Это было трудно.
— Лоис, — произнес он наконец, — не пора ли мне написать песню?
— Зачем спешить?
— Нет. Раз я здесь, то добуду песню, — непререкаемо изрек Фостер и поднялся.
— Поцелуй меня, — проворковала Лоис.
Фостер повиновался, затем засек координаты джук-бокса и двинулся к цели.
— Привет, — сказал он, похлопывая гладкий блестящий бок. — Вот и я. Правда, немного пьян, но это ничего. Давай-ка запишем песенку.
Машина молчала. Фостер почувствовал прикосновение Лоис.
— Пойдем. Мы не хотим музыки.
— Подожди, моя прелесть.
Фостер уставился на автомат и вдруг расхохотался.
— Понимаю…
Он достал пригоршню мелочи, сунул монету в щель и дернул рычаг.
Автомат хранил молчание.
— Что случилось?.. — пробормотал Фостер.
Внезапно он вспомнил случай с блондином, напавшим на джук-бокс с топором. Остин назвал его имя, и уже через час Фостер сидел у больничной койки, на которой покоились изуродованные и забинтованные останки человека со светлыми волосами.
— Меня вынесли на носилках из бара, — рассказывал блондин. — И тут появилась машина. Я ничего не почувствовал. Я и сейчас ничего не чувствую. Водитель — женщина — утверждает, что кто-то выкрикнул ее имя. Хло. Это так удивило ее, что она выпустила из рук руль и сбила меня. Вы не знаете, кто крикнул «Хло»?
Фостер вспомнил. Музыкальная машина играла «Хло», что-то случилось с усилителем, и на секунду он заорал, как бешеный.
— Меня парализовало, — продолжал блондин. — Я скоро умру. И хорошо. Она очень умная и мстительная.
— Она?
— Шпионка. Возможно, различные устройства замаскированы под… под вещи, к которым мы привыкли. Не знаю. Вот и джук-бокс… он… Нет. Она! Она жива!
— А… — начал было Фостер.
— Кто ее поставил? — перебил блондин. — Они! Пришельцы из другого времени? Марсиане? Им нужна информация, но сами показываться они не смеют, вот и монтируют шпионские устройства в вещах, которые не вызывают у нас подозрений. Например, в автоматической радиоле. Только эта немного разладилась. Она умнее других.
Блондин приподнял голову, и его горящие глаза впились в репродуктор, висевший на стене.
— Даже здесь, — прошептал он. — Обычное радио? Или их хитроумные штучки?!
Его голова бессильно упала на подушку.
— Я начал догадываться довольно давно. Она подсказывала мне разные идеи, не раз вытаскивала буквально из тюрьмы. Но прощения не будет. Она ведь женщина. Механический мозг? Или… Нет, я не узнаю, никогда не узнаю. Скоро мне конец. Ну и ладно…
Вошла сестра.
Джерри Фостер был испуган. На опустевшей Мейн-стрит царили тишина и мрак.
— Ни за что бы не поверил, — бормотал Фостер, прислушиваясь к собственным гулким шагам. — Но я верю. Надо наладить отношения с этим… с этой… с музыкальной машиной!
Какая-то трезвая часть ума направила его в знакомую аллею. Заставила осторожно выдавить стекло. Настойчиво провела по темной кухне.
Он находился в баре. Пустая стойка. Слабый мерцающий свет, пробивающийся сквозь шторы. И черная молчаливая глыба музыкальной машины у стены.
Молчаливая и безразличная. Даже когда Джерри опустил монету…
— Послушай! — взмолился он. — Я был пьян. О, это безумие! Не может быть! Ты ведь не живая — или живая? Это ты расправилась с парнем, которого я сейчас видел в больнице?!. Значит, ты женщина. Завтра же принесу тебе цветы. Я начинаю верить. Конечно же, я верю! Я никогда больше не взгляну на… на другую девушку. Не надо дуться, ну… Ты же любишь меня, я знаю. О, господи!