Александр Смолян - Во время бурана
— Да, время на месте не стоит…
Так произнес, будто и не видит в дочери особых перемен. Старуха была рядом и тоже видела Девушку. Но она не могла произнести ни слова. Против обыкновения она даже не напомнила мужу о том, что оказалась права. Она и сама готова была усомниться в том, что эта красавица — действительно соседская дочка, которая еще несколько дней назад ничем не выделялась среди своих подруг.
Солнце и Море были удивлены ничуть не меньше. Когда Старик пришел на берег и рассказал им о чудесной перемене, происшедшей с соседской дочерью, Море прошептало:
— Это, конечно, та самая Девушка! Та, что приходила сюда вчера.
И Солнце подтвердило:
— Да, Старик правильно говорит, такой красоты на земле еще не бывало!
Но затем оно слегка нахмурилось и добавило:
— Только не верится мне, что это дочь Эрмэчына. Как-то она попалась мне на глаза. Это было совсем недавно — дня два или три назад. Самая обыкновенная, невзрачная девочка!
— Да, — сказало Море, — тут Старик что-то путает. Я знаю эту девочку чуть ли не со дня ее рождения. В ней нет ничего особенного. Она так же похожа на нашу вчерашнюю прекрасную гостью, как слабый огонек жирника — на пламя Северного сияния.
Затем оно тоже слегка нахмурилось и добавило:
— Впрочем, уже дня три я не вижу этой девочки. Может быть, с ней что-нибудь случилось? Может быть, какие-нибудь силы подменили ее той красавицей, которая приходила сюда вчера и сидела на этом камне?
По берегу бегала в это время одна из собак Эрмэчына. Она слышала весь разговор. Она присела возле Старика и сказала:
— Я слышу, вы говорите о моей молодой хозяйке. Она, действительно, так изменилась, что ее трудно узнать. Но это она, уверяю вас, что ее никто не подменял. Я бы почуяла, если бы это была какая-нибудь другая девушка.
— Если Собака утверждает, что это дочь Эрмэчына, — сказало Море, — значит, это так и есть. В таком вопросе Собака не может ошибиться.
Собака почувствовала, что хвост ее при этих приятных словах невольно задвигался из стороны в сторону, шурша прибрежным песком. Она скромно попридержала его и сказала:
— Эта перемена, в конце концов, не так уже непонятна. Если хотите, я могу рассказать вам, как она произошла.
Солнце от любопытства разгорелось, как в полдень, хотя время уже приближалось к вечеру; Море совсем притихло, а Старик даже приложил к уху ладошку.
— Это было три дня тому назад, — сказала Собака. — Мимо нашего стойбища проезжал Молодой Охотник. Он ехал из Ванкарема в Уэлен, но он хотел повидать Эрмэчына, передать привет от отца. Его отец когда-то жил в нашем стойбище, они с Эрмэчыном крепко дружили. Молодой Охотник зашел к нам в ярангу, но хозяина не было дома. Чэйвунэут напоила гостя чаем. Он спросил, где можно набрать в дорогу пресной воды, и Чэйвунэут велела дочери проводить его к ручью. Я пошла вместе с ними. Мы проводили его к ручью, а потом смотрели, как он спустился сюда, к Морю, сел в свою байдару и уехал. Вот и все. Молодой Охотник сказал, что через десять дней будет проезжать обратно и тогда снова зайдет к нам.
— Это все? — спросил Старик.
— Да.
— Ты хочешь сказать, что они очень понравились друг другу? — спросило Солнце.
— Не знаю. Ничего такого они не говорили. Я ведь не отставала от них ни на шаг и слышала каждое слово. Молодой Охотник очень торопился. Он набрал в ручье воды и сразу же стал спускаться к своей байдаре. Он только повторил, что заедет к нам на обратном пути, хотя уже говорил об этом в яранге, когда прощался с Чэйвунэут.
— Ты собиралась рассказать нам, как произошла в Девушке эта чудесная перемена, — напомнило Море.
— Как, разве я еще не рассказала об этом? Все произошло точно так, как я вам рассказывала. Девушка легла спать, а утром встала такой прекрасной, что я и сама не узнала ее, пока не подбежала поближе. И теперь она ждет Молодого Охотника. Три дня уже прошло, через неделю он снова должен быть здесь.
— Понятно, — сказало Солнце. — Значит, это любовь сделала ее такой прекрасной. Уж теперь-то Молодой Охотник не станет так торопиться с отъездом!
— Еще бы! Я бывала во многих местах, я возила своего хозяина и в Уэлен, и в Анадырь, и в глубь тундры, в стойбища оленных чукчей. Но за всю жизнь я нигде не встречала такой красивой девушки.
— Собачий век недолог, — сказал Старик. — Я прожил, наверно, впятеро дольше, чем ты, и то никогда…
Но Море перебило его:
— Подумай, Старик, сколько тысячелетий я омываю эти берега, и тогда твоя долгая жизнь покажется тебе одним мгновеньем. Но и я не припомню ни одной девушки, красота которой…
— Не забывай, — перебило его Солнце, — что ты видишь далеко не все. Тебе видно лишь то, что происходит здесь, неподалеку от тебя. А я бываю повсюду, я заглядываю во все уголки земли. Но такого чуда не приходилось видеть даже мне.
— И все-таки, — тихо произнесла Собака, когда все высказались, — самое удивительное заключается не в том, как изменилась моя молодая хозяйка.
— А в чем же? — воскликнуло Море.
— Самое удивительное заключается, по-моему, в том, что ни отец, ни мать нисколько не удивлены этой переменой. Можно подумать, будто они даже не замечают, как изменилась их дочь.
— Не замечают? — недоверчиво переспросило Море. — Нет, это невозможно!
— Собака говорит правду, — вступился Старик. — Сегодня утром я разговаривал с Эрмэчыном. Мы говорили о его дочери. Он, действительно, не видит ничего необычного…
— Чудеса! — сказало Солнце. — Но, к сожалению, мне уже пора уходить. День приближается к концу. До свидания!
С этими словами Солнце зашло за горизонт. На берегу сразу стало темней и прохладней. Старик и Собака еще немного потолковали с Морем и побрели к стойбищу.
Поздно вечером, когда Эрмэчын возвращался с охоты, Собака встретила его и спросила:
— Скажи мне, хозяин, неужели ты действительно не замечаешь, как изменилась твоя дочь?
— Мы все меняемся, — уклончиво ответил Эрмэчын.
— Но я говорю о перемене, которая произошла с ней сразу, за одну только ночь.
— Что же тут странного? И мы с тобой сегодня уже не такие, какими были вчера. А завтра мы будем не такими, как сегодня. Мы все меняемся непрерывно.
— Нет, нет, хозяин, я говорю не об этих переменах! Не о тех, которые незаметны глазу. Твоя дочь изменилась так, что даже соседи не могут узнать ее. Красотой твоей дочери поражены даже Море и Солнце. И только вы — отец и мать — ничего, кажется, не замечаете. Что затуманило ваши глаза? Что мешает вам видеть красоту родной дочери?
