Максим Шешкаускас - Император последнего дня
Я сделал очередную попытку встать, и меня тут же вырвало черной жижей. Но стало немного полегче, словно с блевотиной организм отрыгнул частичку истязающего меня зова. Я добрался до лежащего на компьютерном столике мобильного телефона и сперва хотел набрать Егора, но передумал – у него и своих проблем по горло. Вместо этого я позвонил Станиславу Валентиновичу – тот зарабатывает на мне деньги, поэтому помогать должен.
– Мне нужно добраться до куба, помоги.
– Выезжаю.
Пока Станислав Валентинович до меня добирался (в этот раз он управился в рекордные сроки – двадцать минут), меня еще раз стошнило, и зов словно отошел куда-то в глубь меня, на второй план: стал чем-то вроде докучающего зуда, будто Генератор почувствовал, что я окончательно сдался, и решил меня пощадить.
Станислав Валентинович застал меня уже вполне бодрым.
– Наверное, ложная тревога, – попробовал я улыбнуться. – Но будет лучше, если ты отвезешь меня. – Вести машину, когда на тебя давит зов, ужасно тяжело!
Когда мы были уже в пути, у меня зазвонил телефон. Дисплей высвечивал номер Любови. Я сбросил вызов и отключил аппарат – сейчас не самый подходящий момент для разговора.
Станислав Валентинович прошел со мной через лес и даже поднялся по лестнице к входу в нутро. Он уставился на меня так торжественно-траурно, что, ей-богу, мне показалось, будто я космонавт, отправляющийся покорять далекие галактики.
– А, может, давай сегодня ты за меня? – Я рассмеялся. – А что? Это не страшно – просто войдешь в проход, там будет кресло, немного посидишь в нем, вот и вся работа.
Станислав Валентинович на шутку никак не среагировал, острить дальше не было смысла, и я вошел в куб.
Как я и предполагал, кресло стояло на своем месте. Мне вдруг стало чертовски страшно и захотелось убежать. Я даже развернулся к входу, но зов напомнил о себе сильной пульсацией. Отбросив прочь все сомненья и раздумья, я решительно сел в кресло.
Сперва ничего не произошло, секунд пятнадцать я рассматривал стены Генератора, а потом вдруг утонул в фиолетовом цвете. Вначале это был просто цвет, а потом я внезапно почувствовал, что это какая-то субстанция.
Мира больше не существовало – был только один я, плавающий в этом фиолете. Передо мной стали мелькать лица людей – сначала это было словно слайды, которые засовывают мне прямо в голову, – лица незнакомых людей крупным планом. Затем наваждение переросло в образы: вот я вижу девушку, которая с коляской прогуливается по парку, на ней светло-серый плащ, воротник поднят, волосы влажные от моросящего дождя – я знаю все, что с ней было до этого и еще ждет в будущем ее и ее сына. Образ сменяется, и вот передо мной тяжелоатлет, который в зале поднимает штангу, – зря старается, до соревнований он так и не доживет, откажет сердце. Вот цыган, с мерзко кривыми зубами – помрет от передозировки той хрени, которую ему пронесут в камеру. Парень, пишущий стихи, – умрет спокойной смертью, став отличным столяром, а ведь у него был талант к стихам…
Образы стали мелькать все чаще и чаще, я не успевал их все отслеживать. Голова стала разрываться от поступающей информации…
Я отключился.
Очнулся на полу Генератора, щекой ощущая приятное тепло, которое отдавал мне кожаный пол. Поднялся и тут же почувствовал, как сильно у меня кружится голова. Кресла нигде не было, и я, шатаясь, пошел к выходу.
– Сколько времени? – спросил я у Станислава Валентиновича, который преданно ожидал меня у входа.
Он посмотрел на часы:
– Половина восьмого.
– Я так и думал, – соврал я. Получается, в кубе я провел целый день. – Отвези меня домой.
Уже в машине он решился спросить:
– Ну как?
– Непередаваемые ощущения, которые стоит пережить каждому. Ей-богу, если бы я курил, то выкурил бы сейчас сигарету. – Я громко рассмеялся. – Может, в следующий раз все же попробуешь сам?
Он промолчал и сделал вид, вроде полностью сконцентрировался на дороге. Я стал размышлять: куб пока ничего страшного со мной не делает, а страшно мне потому, что все вокруг пророчат бог весть что… Размышления мои остановило еще очень свежее воспоминание чувства зова.
* * *На часах было ровно десять вечера, когда я решился включить телефон и набрать ее номер.
– Ты не ответил на мой звонок и куда-то пропал.
– Я боялся.
– Боялся? Чего?
– Всего. Меня одолевало чувство беспричинного страха. Я не мог с тобой говорить.
– А теперь?
– Теперь я не боюсь. Теперь я хочу к тебе.
Молчит.
– Я приеду?
В трубке тишина, не слышно даже ее дыхания, поэтому я не уверен, что связь не оборвалась.
– Извини…
– Приезжай! – говорит быстро, чтобы я успел ее услышать, перед тем как положу трубку.
* * *Она курит у открытого окна, стоя ко мне спиной, показывает, что обиделась. На ней легкое платье с витиеватыми узорами, свет в комнате погашен, поэтому я вижу, как луч уличного фонаря контуром охватывает ее обнаженные плечи, с тонкими лямками платья. Сама комната фиолетовым свечением словно указывает на нее. Она как актриса на сцене. Я стою, облокотившись о дверной косяк. Странно, но мерзкий запах казбесов исчез, словно это место отгорожено от всего отвратительного.
– Ты был прав, – говорит она, – мне стоило бы от тебя уйти.
Мне вдруг становится отчетливо ясно, что сегодня мы с ней вместе в последний раз. Я замер, боюсь даже пошевелиться, пытаюсь впитать в себя каждый фрагмент этого вечера. Понимаю, как я люблю эти ее плечи, глазами впиваюсь в ее силуэт, будто вижу последнюю секунду, и ее сейчас, как когда-то Гену, развеет порывом ветра…
– Мне стоило бы, но я не смогу!.. Скажи, за что ты меня любишь? – спрашивает и не дает ответить. – За что мне эта мука? Зачем ты встретил меня? Ты не умеешь любить – ты даже не уничтожаешь, а обезображиваешь то, что находится с тобою рядом!
Замечаю, что ее плечи начали легонько трястись, и понимаю, что она стоит ко мне спиной, чтобы я не смог видеть ее слез… Я подхожу к ней и обнимаю за плечи, она поворачивается, лицом утыкается мне в грудь и тихонько плачет. Я поглаживаю ее волосы…
– Что нам делать? Скажи мне, Ник, что нам нужно делать?
Молчу, хотя уже точно знаю ответ.
– Поцелуй меня.
Смотрю ей в глаза и крепко целую в губы. Беру ее на руки и несу к кровати. Снимаю с нее платье, под которым ничего нет…
* * *Я не стал оставаться у нее до утра. Пешком иду домой. Стоит звездная ночь – немного прохладно, но это как раз то, что мне сейчас нужно. Во что, черт побери, я превратил свою жизнь? Эдакое сюрреальное приключение, и казбесы здесь ни при чем – «при чем» здесь один лишь я – это мне страшно задержаться хоть на миг, когда приключение грозит превратиться в нечто большее – в настоящую жизнь! Ведь выход из приключения грозит новыми переменами. Куда проще плыть по течению и смотреть, что же дальше для тебя написал незримый автор…
