Глен Кук - Обрекающая
– В том, что ты говоришь, есть правда, Горри, – сказала старшая. – Хоть тобою движут низкие мотивы. Так насмехается Всесущий над ничтожностью наших сердец, заставляя говорить истину под личиной лжи. Хорошо, торговец. Ты получишь сестер. Мы пошлем трех – из числа самых молодых и сильных, хотя не обязательно самых искусных, – поскольку им предстоит путешествие очень суровое. Ты вряд ли захочешь потерять их по пути.
Каменное лицо Багнеля не изменилось.
– Итак? Твой ответ?
– Благодарю вас, старшая.
Старшая хлопнула в ладоши:
– Строглей!
Названная сестра отворила дверь и позвала. Тут же появилась пара старших рабочих. Старшая приказала:
– Отведите этих мужчин в кельи, где они проведут ночь. Дайте им лучшую еду, которая у нас есть. Торговец, вы не покинете свои кельи ни при каких обстоятельствах. Это ясно?
– Да, старшая.
Движением лапы Кеник приказала рабочим увести торговцев.
– Есть ли добровольцы? Нет? Никто не хочет увидеть изнутри таинственную крепость Критцу? Марика? Даже ты?
Нет. Даже Марика. Она не хотела идти добровольцем.
И никто другой не хотел.
3
Марика не хотела идти добровольцем. Но пошла все равно. Со старшей жрицей не спорят.
Почти все время они шли в свете Клыка по снегу, под которым на глубине многих ярдов, холоднее, чем сердце верлена, текли воды Хайнлина. Кое-где снег был хорошо утоптан, поскольку кочевники тоже использовали русло как магистраль, хотя передвигались только днем.
Брайдик говорила, что сейчас основная масса кочевников ушла к югу от Акарда, сгоняя живших там метов. Она еще говорила, что поток выговоров и невыполнимых инструкций из Макше не ослабевает. И все без толку. Единственный способ для них заставить выполнять свои приказы – прибыть на Север самим. К чему старшая жрица Кеник и хотела их вынудить.
Марика была несчастна и напугана. Молчание ночи было молчанием смерти. Холод ее – холод могилы. Хоть сверху и светил Клык, каньон Хайнлина казался огромной пещерой, и пещера эта вызвала давний страх пещеры Махен.
Что-то злобное было в этой ночи.
– Только потому меня послали, что хотят избавиться, – сказала Марика Грауэл и Барлог. Обе ее одностайницы вызвались с ними, услышав о вызове охотниц-добровольцев и узнав, что Марике велено идти. Марика подумала: а смогли бы силты их удержать, если бы захотели?
– Может быть, – ответила Барлог. – А может быть, если будет позволено перед сестрой говорить прямо, ты приписываешь мотивы виновного меньшинства невинному большинству.
Грауэл тоже с ней согласилась:
– Ты молода и самая непопулярная среди силт. С этим никто не поспорит. Но это дело твоих лап, Марика. Хотя ты и старалась. Да, ты старалась. Стой! Послушай и подумай. Если беспристрастно рассмотреть теперешние обстоятельства, ты должна будешь признать, что никто в Акарде не подходит для этой работы лучше – оставив в стороне все прочее. Ты узнала самые темные пути силт. Смертные пути. Ты молода и сильна. И ты лучше всех выдерживаешь холод.
– Если будет позволено перед сестрой говорить прямо, – снова повторила Барлог, – ты скулишь, как обиженный щенок. Перекладываешь вину на других и отказываешься от ответственности. Я вспоминаю тебя в избе матери – там ты такой не была. Ты была медлительна, спала наяву и была чумой для всех, но ты была хозяйкой своих действий. Ты изменилась к худшему, Марика. И не очень приятно наблюдать это в той, кто обещал так много.
Марика была так поражена этим смелым укором, что просто промолчала. На ходу, стараясь не отстать от заданного торговцами темпа, она все обдумывала слова охотниц. И в моменты, когда хотела быть честной с собой, признавала, что истину, лежащую в основе этих обвинений, не спрятать.
Она стала себя жалеть – по-силтски. Она стала считать, что есть вещи, полагающиеся ей сами по себе, не заработанные, – как силты считают, что весь мир им должен. Она попала в одну из ловушек Горри.
А ведь было время, когда она дала себе обет, что не впадет в то умонастроение, которое так противно было в ее наставнице. Время, когда она верила, что, воспитанная в стойбище, она не подцепит эту заразу. А теперь стала подражать Горри.
Через много миль, много передумав, Марика спросила:
– Что ты имела в виду, Барлог, когда сказала: «Обещала так много»?
Барлог покосилась в ее сторону:
– Тебе никогда не надоедает слушать, что ты – особенная?
Марика чуть не взорвалась, но тут на ее плечо легла лапа Грауэл и больно стиснула:
– Спокойнее, щена.
– По крепости ходят слухи, Марика, – сказала Барлог. – И часто говорилось, что ты обещаешь подняться высоко. И тебе это тоже много раз говорили. Теперь говорят, что ты пойдешь выше, чем кто-нибудь мог подозревать, если тебя хорошо выучат в монастыре в Макше.
– Если?
– Они твердо намерены послать тебя этим летом. Это факт. Старшая спрашивала, не пожелаем ли мы с Грауэл тебя сопровождать.
Такая возможность не приходила Марике в голову. Она всегда думала о Макше с ужасом, уверенная, что будет там совсем среди чужих.
Еще через сто ярдов Грауэл сказала:
– Она не сплошь ледяная вода и каменное сердце, эта Кеник. Она знала, что мы все равно пойдем, пусть сотни миль пешком по Хайнлину. Быть может, она свою стаю вспомнила. Говорят, что она пришла, как ты – наполовину взрослая, из какой-то стаи Верхнего Поната, а Брайдик забрали с ней в наказание ее матери – за то, что скрыла Кеник от силт. Их стойбище было среди разрушенных во вторую зиму. Тогда об этом много говорили.
– Вот как?
Марика шагала наедине со своими мыслями и лунным светом. Сейчас на небе было три луны. Каждое дерево на берегу отбрасывало трехпалую тень.
Она ощутила, что в этой ночи что-то слегка не так. Сначала на самом пороге восприятия – как раздражающий, но далекий звук, которого почти не замечаешь. Но не замечать нельзя. Чем дальше она шла, тем сильнее оно становилось. И наконец Марика сказала:
– Грауэл, пойди скажи Багнелю, пусть остановится. Мы можем на что-то напороться. Мне нужно время, чтобы заглянуть вперед, не отвлекаясь на ходьбу.
Когда Грауэл вернулась и привела с собой Багнеля, Марика уже знала, что это.
– Ты чуешь беду впереди, сестра? – спросил торговец.
В поле, на ходу, Марика чувствовала себя с ним проще. Даже почти приятно было его присутствие.
– Там, впереди, дозор кочевников. За излучиной, выше по склону. Я ощущаю их тепло.
– Ты уверена?
– На прямую видимость я не выходила, если ты об этом спрашиваешь. Но вот здесь, – Марика стукнула себя в грудь, – я уверена.
