Юрий Иванович - Сумрачное дно
– Умер от прежних наших уколов! – заявил Ратибор Палка.
– А может, и от старости… – пожал плечами Ольшин.
– Нет, явно от голода! – заявил Влад Серый.
А Степан Живучий добавил:
– Подавился слюной только от одного нашего вида.
Но все равно поглядывали на меня с ожиданием: что я скажу? А мне нужно было ждать другого случая для проверки.
– А чтобы от голода не умерли мы, – сказал я, – давайте-ка сварганьте из этого крокодила ходячего шашлычок. Что тут у него самое вкусное?
– Ребрышки хороши копченые, – ответил Ольшин. – Только эти ребрышки сначала часов пять надо мариновать.
– Тогда бросаем его и завтракаем тем, что есть.
Свои действия по упокоению ящера я запомнил, и уже в пути, как только нам попался зерв одиночка, бесстрашно двинулся к нему. И провел атаку с блеском, уложив зверя на месте.
Чуть позже я выбрал парочку этих быстрых и агрессивных монстров. И тоже справился с ними без труда. После чего рискнул и отправился к замеченной издалека группе из трех зубастых ящеров. Меня, правда, подстраховывали Неждан Крепак и Степан Живучий, но их присутствие свелось к роли статистов. Все наши видели мое короткое, но победоносное сражение.
– Не могу своим глазам поверить! – воскликнул Ольшин, когда я вернулся. – Ведь из-за этих тварей в экспедиции погиб каждый третий! А ты их словно и не трогаешь почти… кажется, что только пугаешь… а они падают… и все…
Ну, со стороны оно так, может, и смотрелось: легко да просто. И будь у кого-то мои умения обладателя Первого Щита, я бы с радостью обучил своих товарищей владению тринитарными всплесками. Но увы! Как я помнил по рассказам моего старого наставника Трехщитного, не каждый мой коллега там умел владеть более чем одной «маленькой пакостью». Поэтому я просто объяснил суть своих умений, предупредил, чтобы сами-то они не расслаблялись, после чего… освободил себя от обязанностей «ишака».
То есть уходил вперед или передвигался сбоку от каравана и продолжал исследования своего зрения и тринитарных всплесков. По большому счету, уже было все равно, за сколько часов мы достигнем места назначения: за пятнадцать или за двадцать пять. В Синих Полях спокойно, от погони мы явно оторвались. А значит, можно развивать свои возможности, пока обстановка позволяет. Во-первых, мне следовало значительно увеличить дистанцию, с которой я мог замечать сияние груанов; а во-вторых, нечто подобное сотворить с тринитарными всплесками, дабы с их помощью отыскивать некий магический центр и в телах других монстров.
Мы здесь не навечно обоснуемся – только до тех пор, пока каждый из нас не получит комплект «своих» груанов. Всех остальных каторжан мы спасти не в силах, такую задачу я перед собой и не ставил. И никогда не поставлю! Спасти их можно было только изгнанием колонизаторов из мира Набатной Любви.
Все отнеслись к моим действиям и приказам с пониманием. Я приказал прикрепить тонкой тряпочкой один «чужой» груан на шлеме Влада Серого. Уж больно у бывшего исполнителя шлем был удобный для этого, с небольшими шишаками, за которые тряпочка и крепилась. И удаляясь от каравана в разные стороны, я стал высчитывать и распознавать нужное мне свечение. Потом стал творить такое же с одним из личных симбионтов. Затем подобные образцы составляли парами. Пары меняли местами, приспособив и шлем Тимофея.
Во время этих моих проб на пути попадались хищники, и я присматривался к одиночкам и небольшим группам. И тут повезло подловить одного тервеля с груаном. А потом и тройку зервов, один из которых тоже имел чудодейственную ракушку. Раздачу трофеев сразу производить не стал – «ничейные» уложили в кармашки новенького пояса и подвесили на кончике закрепленного на арбе копья. После чего мои эксперименты резко перешли в новую фазу: пошли положительные результаты.
У каждого груана было свое свечение – как по цвету, так и по интенсивности. Ярче всех сияли «ничейные». Их я стал замечать вначале с расстояния двадцати метров и даже в закрывающих их наглухо кармашках. Наблюдения за ними помогли мне понять разницу в свечении «своих» и «чужих» ракушек. Вскоре я уже с тридцати метров мог просмотреть все груаны, которые были у моих товарищей и в багаже на арбах. Что меня больше всего порадовало, так это совпадение количества увиденных мною ракушек с теми данными, которые имелись у моего заместителя. Ведь это в его ведении был учет груанов, и его никто не обманул, когда подавал «декларацию о доходах».
Но порадовался – и ладно. Теперь мне следовало увеличить дистанцию просмотра и подобрать лучшие методы уничтожения других монстров. Но если с дистанцией худо-бедно, со скрипом, но получалось, то отыскать «буравчик» у других хищников мне никак не удавалось. Ни у тервелей, ни у байбьюков наложения не то ауры, не то блуждающей энергии не наблюдалось.
Не было ничего подобного и у скатрагов, которые стали встречаться нам все чаще и чаще. Этих ластоногих тараканов приходилось уничтожать, пользуясь советами опытного Мастера. С одиночками и даже с парами мы справлялись легко, а более многочисленные группы обходили.
Зато у одного скатрага нашли очередной груан, который присоединили к общим трофеям. А чуть позже я уже с дистанции пятидесяти метров, откуда нас никак не могли видеть хищники, рассмотрел еще одну вожделенную ракушку. Правда, мы не ринулись на охоту – слишком уж большой была стая – но все равно это был настоящий прорыв в охотничьей деятельности. Ведь отныне можно было разбивать даже большую стаю на части и уничтожать выбранных особей по отдельности. Достаточно было только правильно воспользоваться моим зрением да свистом. Ну и побегать в таком случае мне придется раза в три больше, чем остальным.
Натренировавшись вдоволь, я издалека крикнул:
– Ольшин, ищи место для привала! Или все-таки тянем до Лежащей?
– Тянем! – решил наш проводник. – Тут совсем немного осталось, если я не ошибаюсь. Если видишь три ущелья, то в среднее нам надо пройти всего лишь метров на пятьсот.
– Вижу! Всего километр туда остался… И даже могу пробежаться туда в разведку.
– Если не боишься нас одних бросить…
Этого я не боялся. Только одинокий тервель топтался в стороне от нашего маршрута. Не опасен, без груана. Вот я и ускорился к интересному объекту, где мы собирались сделать большой привал часика на два, а то и на три.
Эта башня отличалась от других разрушенных тем, что она хоть и упала на бок, но осталась сравнительно целой. Только раскололась в нескольких местах, так что в нее удобно было заходить. Ольшин со товарищи наткнулись на нее на обратном пути из экспедиции. Пришлось им отступать перед полчищами хищников и несколько часов отсиживаться внутри развалины. Тогда ей и дали имя Лежащая. Ольшин распалил мой интерес сообщением о том, что на некоторых этажах есть непонятные механизмы из толстенного гнутого железа. И вроде это железо нельзя было разобрать, раскручивая болты. По словам ветерана, оно было словно сросшееся, и со шрамами на месте срастания. Ну и последний штришок: нигде больше ничего подобного Ольшину не встречалось. И легенд о таком он не слышал.
