Айзек Азимов - Установление и Империя
мир. Его граждане – обычные люди. Если в них выстрелить из бластера, они умрут.
Инчни вел аппарат по маршруту. Река внизу казалась искрящейся извилистой лентой. Он
произнес:
– И разве не появился человек, о котором сейчас говорят все, который взволновал всю
Периферию?
Коммасон проявил внезапную подозрительность:
– А ты что знаешь об этом человеке?
Лицо шофера больше не улыбалось.
– Ничего, господин. Это был лишь пустой вопрос.
Сквайр колебался недолго. Он сказал с грубой прямотой:
– Ты ничего не спрашиваешь впустую, и твой метод приобретения знаний еще доведет твою
костлявую шею до тисков. На, получай! Этот человек зовется Мулом, и его подданный был здесь
несколько месяцев назад… по делу. Теперь я жду другого… для завершения дела.
– А эти новоприбывшие? Не их ли вы ждете?
– Они не имеют необходимых признаков, по которым их можно было бы распознать.
– Сообщалось, что Установление захвачено…
– Я тебе этого не говорил.
– Так сообщалось, – хладнокровно продолжал Инчни, – и если это правда, то люди, о которых
идет речь, могут оказаться беженцами, и их следовало бы задержать до прибытия человека от Мула -
как знак искренней дружбы.
– Да? – Коммасон колебался.
– И, господин, поскольку хорошо известно, что друг завоевателя является лишь последней его
жертвой, наши действия были бы лишь честной самообороной. Существуют же такие вещи, как
психозонды, а здесь у нас четыре мозга Установления. Как об Установлении, так и о Муле полезно
было бы накопить кое-какие знания. И тогда дружелюбие Мула стало бы чуть менее
обременительным.
В тиши воздушных высей Коммасон, вздрогнув, вернулся к своим прежним мыслям.
– Но что если Установление не пало? Подумай! Если оно не пало… Мул надавал мне
обещаний, это так… – он понял, что зашел слишком далеко и прикусил язык. – То есть он хвастался.
Но хвастовство – это ветер; прочны лишь дела.
Инчни бесшумно рассмеялся.
– Дела поистине прочны, пока не начаты. Едва ли можно найти более отдаленный повод для
опасений, чем Установление на краю Галактики.
– Но есть еще принц, – пробормотал Коммасон почти про себя.
– Значит, он тоже вступил в контакты с Мулом, господин?
Коммасон не смог полностью подавить недовольство, исказившее его черты.
– Не вполне. Не так близко, как я. Но принц становится все более диким, все более
неуправляемым. Им овладел демон. Если я схвачу этих людей, он может забрать их для собственных
целей… ибо он не лишен определенной проницательности… я пока еще не готов ссориться с ним, – он
нахмурился, и его тяжелые щеки отвисли в негодовании.
– Вчера на несколько секунд я успел увидеть этих чужеземцев, – безразлично сказал седой
шофер. – Эта брюнетка – женщина необычная. У нее свободная, почти мужская походка, и она
наделена бледностью, впечатляющей на фоне темного блеска волос, – в хриплом шепоте увядшего
голоса слышались почти сердечные интонации, и Коммасон со внезапным удивлением взглянул на
шофера.
Инчни продолжал:
– Я думаю, проницательность принца не защитит его от необходимости прибегнуть к
компромиссу. Вы могли бы получить остальных, если отдадите ему девушку…
На Коммасона снизошло озарение.
– Вот это мысль! Настоящая мысль! Инчни, разворачивай! И если все обернется хорошо,
Инчни, мы еще обсудим вопрос о твоем освобождении.
По возвращении Коммасона ждало почти сверхъестественное предзнаменование: он
обнаружил в своем личном кабинете Персональную Капсулу, прибывшую незадолго до того на длине
волны, известной лишь немногим. Коммасон плотоядно улыбнулся. Человек Мула должен был
прибыть очень скоро, а Установление в самом деле пало.
…Бейту иногда посещали туманные видения императорского дворца, но с представшей ее
глазам реальностью они не очень-то сопрягались, и в ней росло смутное чувство разочарования.
Помещение было небольшим, без особых изысков, почти ординарным. Дворец не мог сравниться
даже с резиденцией мэра на Установлении, – а Дагоберт IX…
Бейта имела вполне определенные представления о том, каким должен быть император. Он не
должен казаться добрым дедушкой. Он не может быть тощим, седым и угасшим, и собственноручно
подавать чашки чая, заботясь о комфорте гостей.
Но действительность оказалась именно такой.
Дагоберт IX подливал чай в чашку, которую Бейта держала своими застывшими пальцами и
ворковал:
– Это огромное удовольствие для меня, моя дорогая. Ни церемоний, ни придворных. У меня
уже давно не было случая принимать гостей из моих внешних провинций. С тех пор, как я постарел,
об этих мелочах заботится мой сын. Вы не знакомы с моим сыном? Чудный мальчик. Возможно,
несколько упрям. Но ведь он молод. Не желаете ли капсулу для аромата? Нет?
Торан попытался вмешаться:
– Ваше императорское величество…
– Да?
– Ваше императорское величество, в наши намерения не входило вторгаться к вам…
– Глупости, никакого вторжения. Нынче вечером состоится официальный прием, но до тех пор
мы свободны. Повторите, откуда вы прибыли? Долгое время, как мне кажется, у нас не было
официальных приемов. Вы сказали, что вы из провинции Анакреона?
– С Установления, ваше императорское величество!
– Да, с Установления. Я вспомнил. Я отыскал его. Это в провинции Анакреона. Я там никогда
не бывал. Мой доктор запрещает продолжительные путешествия. В последнее время у меня не было
известий от моего вице-короля на Анакреоне. Как там обстоят дела? – заключил он беспокойно.
– Государь, – пробормотал Торан, – я не могу пожаловаться.
– Это радует. Я должен буду поощрить моего вице-короля.
Торан беспомощно глянул на Эблинга Миса, возвысившего свой грубоватый голос:
– Государь, нам было сказано, что для посещения Библиотеки Имперского Университета на
Транторе нужно ваше разрешение.
– Трантор? – мягко спросил император. – Трантор?
Гримаса странной боли прошла по его узкому лицу.
– Трантор? – прошептал он. – Теперь я вспомнил. Я сейчас готовлю план возвращения туда с
армадой кораблей. Вы отправитесь со мной. Вместе мы уничтожим мятежника Гилмера. Вместе
восстановим империю!
Его согнутая спина распрямилась. Его голос окреп. На миг взгляд его приобрел твердость.
Затем он моргнул и тихо произнес:
– Но Гилмер мертв. Я, кажется, припоминаю… Да. Да! Гилмер мертв! Трантор мертв… На миг
показалось… Откуда, говорите, вы прибыли?..
Маньифико шепнул Бейте:
