Айзек Азимов - Академия и Земля (сборник)
Пелорат покраснел от удовольствия.
– Счастлив, что вам удалось прочесть мою работу. Увы, мне пришлось сильно сократить ее, иначе «Ревю» не сумело бы ее опубликовать. Я собирался подготовить обзор.
– О, это было бы превосходно! В общем, как только я прочитал вашу работу, мне очень захотелось познакомиться с вами. У меня даже мелькнула мысль отправиться на Терминус для этого, но такую поездку не так просто организовать.
– Да? Почему же? – поинтересовался Тревайз.
Квинтесетц неловко улыбнулся:
– Понимаете, как это ни прискорбно, но Сейшелл не стремится войти в Федерацию Академии, и не слишком приветствуют тут любые связи с Академией, даже научные. У нас традиция нейтралитета, вы знаете. Даже Мул нас не тронул, ему удалось лишь получить от Сейшелла особые гарантии нейтралитета. Ну вот. Так что любое обращение за разрешением посетить территорию Академии, а в особенности – Терминус, не слишком приветствуется, встречается с подозрением. Хотя, конечно, ученый моего ранга, наверное, в конце концов сумел бы получить и паспорт, и визу, но… видите, как все замечательно получилось – вы сами ко мне прибыли. Трудно поверить! Я спрашиваю себя: «Почему? Слыхали ли вы обо мне, как я слыхал о вас?»
Пелорат ответил:
– Мне известно о вашей работе, С. К., в моем каталоге есть кое-какие ваши труды. Именно поэтому я обратился к вам. Я изучаю вопрос о Земле – предполагаемой прародине человечества, а также ранний период освоения и завоевания Галактики. Сюда я прибыл, в частности, для того, чтобы навести справки по истории основания Сейшелла.
– Судя по содержанию вашей работы, – сказал Квинтесетц, – я понял, что вас интересуют мифы и легенды.
– Безусловно, но реальная история меня интересует еще больше, истинные факты, если таковые существуют.
Квинтесетц встал и заходил по кабинету, заложив руки за спину. Остановился, взглянул на Пелората и снова принялся расхаживать туда-сюда.
Тревайз нетерпеливо поторопил его:
– Ну, сэр?
– Странно! – нахмурился Квинтесетц. – Очень странно. Только вчера…
– Что случилось вчера? – спросил Пелорат.
– Я говорил вам, Профессор Пелорат… кстати, можно, я буду называть нас Дж. Ш.? Несколько непривычно употреблять полное имя.
– Ради бога.
– Я говорил вам, Дж. П., что пришел в восхищение от вашей работы, что захотел с вами познакомиться. Увидеться с вами лично мне хотелось именно потому, что вы явно располагаете обширным материалом по мифам и легендам о происхождении человечества, а вот предания о нашем мире, как мне показалось, у вас отсутствуют. Другими словами; мне хотелось встретиться с вами, чтобы рассказать вам как раз о том, о чем вы меня спрашиваете.
– Но при чем тут вчера, С. К.? – спросил Тревайз.
– У нас есть легенды. Вернее, одна легенда. Самая важная для нашей истории, для нашей цивилизации, потому что она стала нашей Великой Тайной.
– Тайной? – переспросил Тревайз.
– Я не имею в виду загадку или что-то в таком духе. Таково значение слова «тайна» в Галактическом Стандарте. У нас же это слово означает «нечто секретное», что-то такое, что известно только отдельным адептам, чего нельзя раскрывать чужим. А вчера был тот самый день.
– Что за день? – подчеркнуто равнодушно спросил Тревайз.
– День Перелета.
– А-а-а, – понимающе кивнул Тревайз. – Медитация, все сидят по домам и всякое такое.
– Теоретически – да, что-то вроде этого, правда, в больших городах древние традиции несколько угасли, но… я вижу, вы знаете об этом?
Пелорат, не очень довольный поспешностью Тревайза, захотел вернуть разговор в более спокойное русло.
– Да-да, мы немного слышали об этом, поскольку прибыли именно вчера.
– Угу, в этот самый день, – саркастически уточнил Тревайз. – Послушайте, С. К., как я уже говорил, я не ученый, но у меня есть вопрос: вы сказали, что у вас есть некая великая тайна, которую нельзя поверять иноземцам, посторонним. Почему же вы говорите об этом с нами? Мы ведь и есть посторонние.
– Да, это так, но, к счастью, я неофициальное лицо, и к тому же почти лишен предрассудков. И потом… работа Дж. П. подхлестнула чувства, которые меня долго мучили. Ведь мифы и легенды не возникают из вакуума. В любой сказке всегда есть доля истины, как бы извращена она ни была, и мне хотелось бы раскрыть ту истину, что стоит за нашей легендой о Дне Перелета.
– А безопасно ли говорить об этом? – спросил Тревайз.
Квинтесетц пожал плечами:
– Не совсем, наверное. Консерваторы, которых у нас хватает, ужаснулись бы. Однако уже целое столетие они не контролируют действий нашего правительства. Светская власть сильна и останется сильной, если консерваторы не воспользуются нашим – надеюсь, вы сумеете простить меня – издревле отрицательным отношением к Академии. И потом, если я буду обсуждать вопрос, представляющий для меня чисто научный интерес, Лига Ученых а случае необходимости окажет мне поддержку.
– Если так, – попросил Пелорат, – может быть, вы расскажете нам о вашей Великой Тайне?
– Да, но для начала позвольте удостовериться в том, что нас не прервут и, если уж на то пошло, не подслушают. Даже если смело смотреть в глаза быку, не стоит хвататься за кольцо, что у него в носу, – так гласит пословица.
Квинтесетц нажал рычажок на каком-то устройстве, что стояло на его письменном столе. Загорелась лампочка.
– Теперь мы ни для кого недосягаемы, – сообщил он.
– А вы уверены, что тут у вас нет «жучков»? – спросил Тревайз.
– Жучков?!
– Да, Не могут ли где-либо быть спрятаны устройства для прослушивания и подглядывания?
– Такого нет в Сейшелле! – возмущенно ответил Квинтесетц.
– Ну, если вы так уверены… – пожал плечами Тревайз.
– Прошу вас, С. К., – попросил Пелорат, – продолжайте.
Квинтесетц поджал губы, откинулся на спинку слегка осевшего под тяжестью его тела кресла, соединил кончики пальцев. Казалось, он обдумывает, с чего начать.
– Знаете ли вы, что такое «робот»?
– «Робот»?! – удивленно переспросил Пелорат. – Нет.
Квинтесетц вопросительно посмотрел на Тревайза. Тот недоуменно покачал головой.
– А что такое компьютер, знаете, надеюсь?
– Естественно… – кивнул Тревайз.
– В таком случае, подвижный компьютеризированный инструмент…
– …это подвижный компьютеризированный инструмент, – раздраженно закончил Тревайз. – Есть масса таких приспособлений, и я не знаю более общего определения для них, чем «подвижный компьютеризированный инструмент».
– …который очень похож на человека, называется роботом, – хладнокровно завершил начатую фразу Квинтесетц. – Главное отличие робота от других инструментов состоит в том, что внешне он похож, на человека.
– Но почему? – с искренним удивлением спросил Пелорат.
– Не знаю наверняка. По моему мнению, это не самая эффективная форма для инструмента, но я всего-навсего пересказываю то, что говорится в легенде. «Робот» – слово из древнего языка, и наши ученые полагают, что произошло оно от слова, которое в этом языке отражало понятие «работа».[1]
– Что-то я такого слова не припомню, чтобы оно означало «работа» и было похоже на слово «робот», – пожал плечами Тревайз.
– Да, среди нынешних галактических языков такого нет, – подтвердил Квинтесетц, – но именно так говорится.
– Не исключена обратная этимология, – предположил Пелорат. – Если эти объекты применялись для работы, их и назвали «роботами». Но почему вы нам рассказываете об этом?
– Потому, что древняя традиция Сейшелла гласит: когда Земля была единственным миром в Галактике, там были изобретены и сделаны роботы. Тогда стало два вида людей – настоящие и сделанные, люди из плоти и люди из металла, биологические и механические, простые и сложные… – Квинтесетц прервал рассказ, тихо рассмеялся. – Простите, но совершенно невозможно говорить о роботах, не сбиваясь на цитаты из «Книги Перелета». Итак, люди на Земле изобрели роботов, и больше ничего говорить не стоит. Это как раз довольно просто.
– Но зачем они изобрели роботов? – спросил Тревайз.
Квинтесетц пожал плечами:
– Кто может сказать, когда столько времени прошло? Может быть, людей тогда было мало, и они нуждались в помощи – в особенности при осуществлении великой задачи освоения и заселения Галактики.
– Разумное предположение, – кивнул Тревайз. – А когда Галактика была колонизирована, роботы стали не нужны. На сегодня в Галактике гуманоидных компьютеризированных инструментов не существует.
– Я постараюсь изложить вам эту историю, – сказал Квинтесетц, – предельно упростив ее, опуская все поэтические приукрашивания, правда, наш народ именно эти приукрашивания и любит, но я их не принимаю. Итак, вокруг Земли образовались миры-колонии, обращавшиеся вокруг ближайших звезд, и роботов в этих новозаселенных мирах стало гораздо больше, чем на самой Земле. Это естественно – в девственных мирах для них было больше работы. А Земля впоследствии совсем отказалась от роботов и перестала их производить. А потом восстала против них.
