Елена Хаецкая - Атаульф и другие, Готский для всех
Арегунда с Визимаром и другим вандалом поскорее ушли оттуда, потому что оставаться там было опасно: Эохар мог след кровавый оставить.
Кузница визимарова на отшибе стояла, как водится. К нему немногие из чужаков сунулись; понадеялись, что кузнец один будет. Кузнец и вправду один был; да только одного Визимара на троих чужаков с лихвой хватило всех положил у порога кузницы своей. Обернулся к селу - а село уже пылает. И не пошел Визимар в село, к убежищу лесному направился.
Рад был тому, что и столько из его села от смерти спаслось.
Вот что рассказала Арегунда-вандалка.
Тут дядя Агигульф, наконец, в себя пришел и к деве воинственной подступился. Голову засоленную, что на поясе носил, показал ей, прямо в лицо сунул, и спросил, не такие ли нападали?
Та насмешливо фыркнула и сказала, что те, что нападали, посвежее были. Но подтвердила: похоже.
Тарасмунд брата потеснил немного и, не чинясь, спросил эту Арегунду, почему она как мужчина ходит. Или у вандалов то принято, чтобы бабы о главном своем деле забывали - детей носить?
Арегунда покраснела, но не рассердилась. Я удивился своему отцу. У Тарасмунда всегда получается запросто о таких вещах говорить, за которые иному бы голову раскроили.
Та девица Арегунда сказала, что в семье у отца ее, Гундериха, рождались одни девки. По хозяйству один надрывался, потому что мать все время беременной была, а последними родами и вовсе померла. Оттого и жили беднее прочих. Арегунде же было обидно. Среди сестер она статью выдавалась; вот и решила за сына отцу своему побыть. Арегунда сказала, что не хочет жить, как жила ее мать, и умереть, как мать умерла. И жить как сестры ее, которых по прочим селам кое-как замуж рассовали, будто пшеницу прошлогоднюю.
Тот брат Велемуда, который к Лиутару в дружину потом ушел, смеха ради обучил ее кое-чему из ратного искусства. А как тот в бург ушел, к Визимару повадилась и рубилась с ним на мечах, пока в глазах не темнело. Визимар ей дальним родичем приходится.
Добавила Арегунда, что кроме Визимара и Велемуда дружбы ни с кем не водила - а Велемуд ее привечал больше ради своего брата. Арегунда же на Велемуда часто умилялась, балаболкой его считая. И многие в селе таким его считали. Но не то, как жил человек, важно, - то важно, как он умер. Сказала так Арегунда и замолчала.
Тарасмунд все так же спокойно спросил ее, а к ней-то самой как в селе вандальском относились? Арегунда покраснела и сказала дерзко, что придурковатой ее считали, особенно же отец Велемуда - Вильзис. Вильзис постоянно пенял Велемуду: мало того, что с готами связался (подожди, мол, они еще портки последние с тебя снимут, такой уж они народ!), так еще и придурковатую эту у себя привечает. При Арегунде пенял, не стесняясь, видимо, думал, раз придурковата, так и речи человеческой не разбирает. А может, и не думал. Вильзис - прямой человек был, говорил, как рубил мечом: размахнется да ударит, а после глядит - чего получилось.
Как умер Вильзис, Арегунда не знает, но думает, что геройски, ибо от дома Вильзиса большой шум шел. И нескоро тот дом загорелся - один из последних занялся.
После помолчала Арегунда и вот что сказала о Вильзисе, старике. Когда Велемуду сон приснился и он в капище готское поехал за прорицанием и жену свою готку с собой захватил, старик Вильзис так разъярился, что все то время, пока Велемуда не было, по дворам ходил и рассказывал, как сына из дома выгонит. Вот пусть только вернется - и сразу выгонит. Вместе с женой-готкой и Стилихоном, отродьем готским.
Я на дядю Агигульфа поглядел и увидел, что эта вандалка Арегунда нашему дяде Агигульфу очень не по душе пришлась. Я не понял, почему.
Слова же Вильзиса о готах (пусть даже он это о противном Стилихоне говорил) слышать было обидно.
Вандалка же сама поняла, что лишнее сказала, и разговор на том оборвала.
Наутро, как я на брод пришел, чтобы Гизульфа сменить, Гизульф мне сказал, что ночью Ульф к нему приходил. Полночи с ним сидел, разговаривал. Спрашивал, как дела шли. Что с Ахмой приключилось, как дед - много ли с Арбром и Аларихом-курганным пьет. Про Аргаспа спрашивал. И вообще про всех сельских - что да как. Сам же отмалчивался, когда Гизульф его спрашивать пытался.
После же сказал - больше себе, чем Гизульфу, - что случись беда, не оборонить это село. Три бабки с дрекольем это село шутя возьмут.
Гизульф обидчиво сказал, что в роще дозор Валамир держит - а до жатвы и Агигульф там был. Но Ульф даже и говорить об этом не стал.
СМЕРТЬ ДЕДУШКИ РАГНАРИСА
После жатвы вандал Визимар в кузницу ушел. Мы рады, что у нас в селе новый кузнец есть. Дядя Ульф говорит, что этот новый Визимар с нашим прежним в умении не сравнится, но все равно он кузнец толковый. А чего не знает - тому старая кузница научит.
Дядя Агигульф рад был, что Визимар ушел. Он обоих вандалов не полюбил, но больше Визимара эту Арегунду невзлюбил дядя Агигульф.
Я думаю, дядя Агигульф боялся, что его на этой Арегунде-вандалке жениться заставят.
Я слышал, как дядя Агигульф говорит Валамиру, что надоело ему дома, в селе, что в дружину он хочет уйти, в бург. Там и жить.
Дядя Агигульф радовался, что он в бург с дедушкой едет. Нас с Гизульфом опять к домашним делам приставили, а на броде том днем прежний хродомеров раб сидел, а ночью Арегунда вызвалась сторожить. Ульф говорил, что с нее больше толку, чем с иных парней. Сообразительная и быстрая. От этих слов дядя Агигульф еще больше дулся.
Гизульф говорил (да я и сам видел), что как села Арегунда брод сторожить, повадилсь туда то Аргасп, то Гизарна, то Валамир. Говорили, что ради богатырской потехи туда ходили, потому что их всех Арегунда отделала на славу. Только Аргаспа не отделала, но и тот ничем не похвалялся, кроме синяка на ноге.
Дядя Ульф как вернулся, так снова с Аргаспом дружбу свел. Будто и не расставались.
На третий день жатвы к дедушке Рагнарису вечером Хродомер пришел. Объявил, что поясницу у него ломит. У Хродомера всегда к дождю поясницу ломит, так он говорит. Дедушкины боги тоже так говорят.
Хродомер беспокоился, что дожди начнутся, и потому своих на поле совсем загонял, чтобы до дождей успеть. Дедушка Рагнарис тоже беспокоиться стал и наутро всех наших погонял, что твоих рабов. Дядя Агигульф ворчал, что дедушка Рагнарис всю кровь из него, дяди Агигульфа, выпил и все потому, видите ли, что у Хродомера поясницу ломит. А то, что у него самого, дяди Агигульфа, спину ломит - до этого никому дела нет, а меньше всего - отцу родному. Ведь воин он, воин, а тут все внаклонку да внаклонку, эдак и быстроту движений потерять недолго.
В нашем селе урожай собрали на два дня быстрее, чем в другие годы. Так отец мой говорил. А дождя хродомерова так и не было. Наоборот, еще жарче и суше стало. Дедушка Рагнарис на это говорил, что мир к упадку клонится и что прежде поясницу всегда к дождю ломило.
