Григорий Тёмкин - Звёздный егерь
— Не ладится? — участливо спросил я.
— Не могу взять в толк, Алёша. Если верить показателям детектора, то всё вокруг буквально бурлит от высшей нервной деятельности.
Я посмотрел на шкалу, где примитивный индикатор действительно отплясывал взволнованный танец в интервале «интеллекта», и расхохотался.
— Как понимать ваш смех? — обиделся Саади.
— Поздравляю, профессор. Ваш гениальный прибор, несомненно, исправен. И отлично действует.
— Но я не могу поверить…
— Тогда вы отказываетесь поверить в нашу с вами разумность!
Абу-Фейсал начал было возражать, но остановился на полуслове и тоже рассмеялся, поняв свою ошибку. Он забыл вынести пси-микрофоны наружу, а репелоновая кабина оказалась отличным экраном. Её защитные стенки не только изолировали «детектор разума» от всех внешних пси-волн, но и блокировали внутренние. Пришлось опустить стенки и вынести датчики на внешнюю сторону. Индикатор сразу успокоился, замерев где-то чуть выше нуля. Зато забеспокоились мы с Саади.
Нет, мы волновались не за свою безопасность. Нас защищала силовая автоматика костюмов и шлемофильтры, а стенки кэба, если понадобится, захлопнутся в доли секунды. И не воздух Мегеры действовал на нас каким-либо особым образом. Это был почти земной по составу воздух, вполне пригодный для дыхания, да ещё контролируемый лёгочным монитором.
Зловещим, неприязненным сделался свет, заливавший пустыню: розовато-сиреневый, угрюмый. Словно в миражном мареве подрагивали над нами диск Красного солнца и три малых луны. Конечно, свет солнца не изменился, но за стеклом кабины он казался мертвенно бледным, ирреальным. Не рассеиваемый репелоном свет окутал нас, и я проникся вдруг ощущением, что мир планеты, по которой мы колесили на кэбе, вовсе не мертвенная пустошь. Этот мир, независимо от наших ощущений, живёт своей жизнью, чуждой нам и непонятной, а мы, два земных существа, — незваные гости в этом мире…
— Вам ничего не показалось, Набиль? — спросил я, невольно приглушая голос.
— Ага, значит, и вы почувствовали! — обрадовался профессор. — Но не пугайтесь. Это действие психофона Мегеры. Признаков внеземного интеллекта пока нет. Биодеятельность планеты только на низших и средних уровнях.
За шесть часов путешествия по Мегере мы не встретили ни единого живого существа. Даже птицы какой-нибудь, вроде той, что мы вспугнули около бункера, не увидели. Не удержавшись, я демонстративно осведомился у профессора, где же его пресловутая фауна.
— Под нами, под нами, — Набиль указал пальцем вниз, — в почвенном слое. Малейшее изменение погоды — мегерианские споры и личинки начнут пробуждаться.
— А когда изменится погода? — пытал я.
— Вот-вот должна, судя по положению Красного солнца.
Я посмотрел в небо и ничего особенного не увидел, разве что солнце стало ярче, а одна из лун зашла частично за другую. Теперь положение небесных тел напоминало мне наклонённую восьмёрку.
Неожиданно в стороне хрустнуло, будто кто-то сломал о колено сухую ветку. Машинально я толкнул ногой тормоз и одновременно врубил защиту. Репелон кэба сомкнулся над нами.
— Что это было, Набиль?
— Точно не уверен, но похоже на электрический разряд.
Снова повторился треск, и небо разверзлось над нами. Белый зигзаг молнии вонзился в пустыню. Началась гроза, какой я ни разу в жизни не видел. В абсолютно чистом, без единой тучки, небе вспыхивали огненные шары и ленты. Одна из молний ударила в дюну метрах в пяти от нас. Бурая потрескавшаяся глина мгновенно раскалилась добела, вспучилась пузырями и снова затвердела. Ураган бушевал несколько минут и, видно, разрядив без пользы весь свой арсенал, покрыв поверхность планеты волдырями ожогов, утих.
— Ну что, едем дальше? — предложил я, но профессор меня не услышал.
— Смотри! — Он указал на ближайший оплав.
Спёкшийся грунт вокруг пузырчатого бугра покрылся сетью мелких трещинок. Оттуда выползали, как змеиные язычки, стебли с раздвоенными верхушками. Эти травинки и впрямь чем-то напоминали змей. Не спеша, но невообразимо быстро для растения вытягивались они из земли желтоватыми трубками, которые становились всё выше, толще, мощнее…
На наших глазах тоненькие ростки превратились в похожий на репейник куст. Он продолжал расти. Стебли стали стволами, от них выстрелили золотистыми кудряшками боковые побеги. В считанные минуты побеги-кудряшки опустились вниз до грунта и принялись расползаться в разные стороны. Некоторые побеги попадали в трещины и, по всей видимости, выбрасывали корешки. Тут же начинали подниматься вверх новые ростки и раздаваться в толщину. Один длинный отросток дотянулся до нашего кэба, ткнулся в гусеницу.
— Что будем делать, профессор? — забеспокоился я. — В механизм кэба растениям, конечно, не проникнуть, но ходовую часть они могут опутать своими щупальцами.
Саади похлопал меня по плечу:
— Боитесь за технику, Алёша?
— Боюсь не боюсь, но лучше скажите вашим сорнякам, чтобы прорастали куда-нибудь в другую сторону.
— Увы! Они меня не услышат. А если и услышат, то вряд ли внемлют. «Детектор разума» утверждает, что интеллектом здешний создатель обошёл энергичные растения.
— Тогда придётся их побеспокоить без предварительных контактологических дебатов.
Я включил заднюю передачу, чуть провернул гусеницы. Словно вздрогнув от боли, оборванный побег взметнулся вверх. Над местом обрыва сразу же возник маленький дымный клуб. Такой же я видел на Земле, когда наступил в лесу на старый гриб-дымовик. Только это облачко было не из спор, не из сока или какого-нибудь сокового пара, а состояло из мельчайшей мошкары, устремившейся на свободу через полую сердцевину побега.
Между тем на основном стволе растения, в полуметре от земли, набухла колючая яйцевидная шишка. Сходство с яйцом ещё более усилилось, когда шишка лопнула. Из неё самым натуральным образом вылупилось существо, напоминающее непомерно толстого короткого червя-трепанга. Существо младенческого возраста с похвальной решимостью двинулось за мошкарой. Не обращая внимания на раскачивание ветви, существо доползло до края и там остановилось, как бы раздумывая, что делать дальше.
— Что зовёт его к братьям по древесному соку? — съязвил я. — Не та ли извечная тяга к контакту?
— Возможно, — согласился Саади. — Только контакт в данном случае продиктован мотивами гастрономическими.
И действительно, из тела «трепанга» стали выкидываться тонкие длинные язычки. К ним прилипала мошкара, и язычки возвращались в тело, а трепанг снова и снова забрасывал их в густое облачко насекомых.
