Геннадий Прашкевич - Шпион в Юрском периоде
— V-30? — Джек Берримен оторопел.
— Я сам видел номер.
— Какого черта, Кирк? Ты утверждал, что V-30 отстаивается на базе.
— Конечно, он там! — перепугался Отис. — Эл ошибается! Я сам видел рабочие журналы. V-30 еще до шторма ушел на север. Он не может лежать на дне.
— Но он лежит там, — хмуро повторил я.
— Ладно, Эл, — энергично кивнул Берримен. — Мы немного изменим маршрут. Я дам тебе хорошую камеру и ты снимешь катер. Со всеми подробностями. Так, чтобы и идиот был уверен, что это именно V-30.
— Джек… — Отис странно съежился. — А если циклон зацепит нас? Или… Эл не вернется?
Меня передернуло.
— Где ты нарвался на шерифа, Кирк?
— Возле аптеки Мерда, — неохотно ответил Отис.
— Выбери в шкафу рубашку. Там есть чистые.
— Зачем?
— Прогуляешься до аптеки Мерда.
— По такой жаре?
— Хочешь дождаться прохлады?
— Но, Джек…
— Разве не ты потерял бумажку? — Берримен ухмыльнулся. — Слышишь в коридоре шаги, Кирк? Тяжелые мужские шаги… Ты знаешь, кто так ходит? Ты догадываешься, за кем пришли?
— Не впускай его, Джек!
Но Берримен уже крикнул:
— Входите!
Глава пятая
1
Едва ли Джека обрадовало появление шерифа, но Отис здорово его разозлил.
А шериф, войдя, сразу ткнул в Отиса толстым пальцем:
— Ага, сынок. Я тебя предупреждал, но ты не внимал мне. Наш городок невелик, а теперь может стать еще меньше, сынок. Неужели тебе не хочется очиститься? Многие считают, что сейчас самое время.
Странно, когда крупный мужчина в форме, с лицом решительным, даже суровым, выражается столь манерно. Отис, не поворачиваясь, неохотно спросил:
— К чему вы все это?
Чувствовалось, что он с трудом удерживается от соблазна ответить шерифу тем же “сынком”.
— Твои рукава, сынок.
К нашему изумлению, шериф извлек из поясной сумки рукава от рубашки Отиса. Выглядели они жалко, сразу было видно, что добыты в бою, возможно, в неравном. Никто, впрочем, не улыбнулся.
— Нет, не мои.
Мы удивленно переглянулись.
— И все‑таки их оторвали от твоей рубашки, сынок.
— Из ваших рук я ничего принимать не буду, — огрызнулся Отис.
— Тебе ведь уже случалось работать в похоронных отрядах, сынок?
— Даже дважды, — злобно повел плечом Отис. — И оба раза по вашей милости.
— Можешь быть уверен, сынок, я проявлю милость и в третий раз. Спокойнее на душе, когда такие люди, как ты, приставлены к настоящему делу.
— У меня есть более важные, — нагло возразил Отис.
— То, которое я предлагаю, важнее.
— Почему, черт побери?
— Да потому, сынок, что ты не умеешь правильно распределять силы. Ты защищаешь божьи твари, это хорошо, но ты не любишь людей, это плохо. Человек — Божье создание, сынок, к тому же он наделен бессмертной душой.
— Бессмертной? — с сомнением буркнул Отис.
— Не нам об этом судить. — Шериф, бесспорно, родился философом.
— Ну да! — взъярился Отис. — Когда пьяные матросы устраивали драки на набережной, вы не торопились вмешиваться, а когда безобидная морская тварь напугала двух–трех идиотов, вы сразу взялись за крупнокалиберную винтовку. Где справедливость? Почему меня не допустили к останкам глоубстера?
— Они представляли большую опасность, тебе ли не знать этого, сынок?
— А Мелани? Для нее это не опасно? Разве не она первой начала хоронить своих идиотов?
— Мелани умеет правильно распределять силы, сынок. Но Отис не собирался сдаваться.
— На горе, шериф, над лабораторией, находятся заросли мэтонии, — заявил он. — Это самый нежный из всех известных нам видов папоротника. У него перышки, как у птички. Если завтра Мелани выкосит эту рощицу, это тоже будет означать правильное распределение сил, шериф?
— Она не сделает этого, сынок.
— Но что она сделала с глоубстером?
— Оставь, сынок, — смягчился шериф. — Я знаю, у тебя сердце не злое, но люди не любят, когда ты выступаешь в пользу бацилл.
— Каких бацилл? — опешил Отис. — Глоубстер не бацилла, шериф, учитесь смотреть на жизнь глубже. Глоубстер — реликтовая форма жизни, шериф. Подарок веков, прихотливая игра природы, эхо вечности, перед которым следует благоговеть. А что вы сделали с этим?
Отис хватил полстакана виски, его глаза сразу затуманились.
— Вы правы, шериф, — вступил в разговор Берримен. — Кирк не умеет правильно распределять силы. А сердце у него не злое, в этом вы тоже правы. Кирк приносит вам свои извинения, шериф.
Я с удивлением следил за происходящим.
Они явно произносили какие‑то внешние слова. Смысл, какой‑то истинный смысл сознательно выносился ими за скобки. Несомненно, они знали гораздо больше, чем я, и понимали друг друга. К тому же (я это понял), шериф заглянул к Джеку не ради рубашки Отиса. Он успел обшарить взглядом комнату. Он явно учел количество бутылок и состояние каждого из нас. Он сделал какие‑то свои выводы. И какие‑то свои выводы сделали Берримен и Отис. Потом шериф перевел взгляд на меня:
— Я вижу, болезнь сильно сказалась на тебе, сынок. Я видел тебя два месяца назад, ты кашлял, но выглядел крепче. Мадам Дегри беспокоилась за тебя. И голос у тебя сел, сынок.
— Ничего, — кивнул Джек. — Все идет, как надо. Эл уже выходил в город.
Предупреждая возможные вопросы, я сам спросил:
— Эпидемия ведь пошла на спад? Да, шериф?
— По крайней мере Мелани так считает.
2
— Зачем он приходил? — спросил я.
— Такой же чокнутый, как Кирк! — Берримен выразительно глянул на меня, он явно не хотел говорить при Отисе. — Тут многие чокнулись за два месяца, сам убедишься. А до тебя, Кирк, шериф точно доберется, — пригрозил Джек. — Я сразу понял, что стычку затеял ты. Странно, что тебе удалось сбежать от ребят шерифа.
— Он набрал полных придурков, — презрительно выдохнул Отис, поудобнее устраиваясь в кресле. Он опять протрезвел, как после таблетки пурина. — Никаких проблем. Я знаю, как надо обращаться с придурками.
Джек поднял телефонную трубку.
— Кирк, можно ли предсказать высоту штормовой волны?
Отис проскрипел высокомерно:
— Дай мне достаточную информацию о ветре, о длительности его действия, о его направлении, скорости и разгоне, и я тебе с большой точностью предскажу возможную высоту волн еще за сутки до шторма.
Он вдруг обернулся ко мне:
— Ты, Эл, конечно, далек от науки. Сужу по некоторым твоим замечаниям. Так вот, запомни. — Он, собственно, говорил это для Джека. — Волну создает ветер. Только ветер. Максимальная высота волны всегда зависит от скорости ветра, от длительности его воздействия и от разгона, то есть от расстояния, на котором ветер продолжает действовать на поднятую им волну. Ты понял? — подозрительно спросил он. — Чем больше разгон, тем выше волна. Это просто.