Джон Варли - Титан (другой перевод)
Сирокко посмотрела вниз.
— Мамочка, — выдохнула Габи. Громадный пенис титаниды вылез из кожистой складки, и кончик его подергивался на земле.
— Вообще-то ты девочка, — пропела Сирокко, — хотя для меня ты мальчик — да еще ого-го какой.
Волынка нашла это уморительным. От души похохотав, она снова захотела поцеловать Сирокко — но беспрекословно сдалась, стоило той отстраниться.
— Я нанесла бы тебе ужасный урон, — прыснула титанида. — Увы, этот для задних дырочек, а у тебя ничего такого нет. Жаль, что я не мальчик, Жаль, что у меня нет члена, который подошел бы тебе.
Сирокко улыбнулась, позволяя Волынке и дальше нести этот бред, но глаза ее не улыбались. Поверх плеча титаниды она взглянула на Габи.
— Последнее средство, — тихо сказала она подруге. — Если станет ясно, что она вот-вот вырвется, бери камень и бей по голове. Если убежит, ей конец.
— Ага. А чего она там болтала?
— Говорит, что хочет меня трахнуть.
— Вот этой штукой? Нет, я лучше сейчас ее отрублю.
— Не придуривайся. Нам ничего не грозит. Если вырвется, даже нас не заметит. Слышишь? Кажется, возвращаются.
— Похоже на то.
Но во второй раз все оказалось куда легче. Общими усилиями Сирокко и Габи просто не дали Волынке услышать ангелов — и, хотя титанида дрожала и потела так, словно невесть как их чуяла, она уже почти не билась.
Наконец ангелы улетели — обратно в вечную тьму шпиля высоко-высоко над Реей.
* * *Волынка заплакала, когда ее развязали, — и рыдала беспомощно, как маленькая девочка, не сознающая, что с ней такое случилось. Плач сменился обидами и жалобами — в основном на затекшие ноги и ноющие уши. Сирокко и Габи аккуратно помассировали ей натертые веревками места. Раздвоенные копытца титаниды были красными и прозрачными как вишневое желе.
Узнав, что Рожок умчался на бой, Волынка, как ни странно, ничуть не расстроилась. Наградив обеих женщин мокрыми поцелуями, она любовно к ним прижалась, чем вызвала у Габи новые опасения. Сирокко несколько успокоила подругу, объяснив, что титаниды четко различают передние и задние половые сношения. Передние органы предназначались у них для получения полуоплодотворенных яиц, которые затем вручную вставлялись в заднее влагалище и доводились задним пенисом до нужной кондиции.
Когда Волынка поднялась на ноги, выяснилось, что она еще слишком пьяна, чтобы их везти. Тогда они поводили ее кругами и в конце концов все-таки направились к городу. Оседлать ее возможно было бы только через несколько часов.
Титанополь уже виднелся на отдалении, когда они вдруг наткнулись на Рожка.
Кровь уже запеклась на его прекрасной сиреневой шерсти. Из конского бока торчало устремленное в небо копье. Человеческий торс был изувечен.
Опустившись на колени, Волынка рыдала над трупом, пока Сирокко и Габи держались чуть поодаль. Губы Сирокко кривились от досады. Неужели Волынка ее винила? Неужели она и впрямь предпочла бы погибнуть вместе с Рожком — или то была безнадежно земная трактовка ее плача? Доблести, проявленной на поле боя, титаниды не ценили; а в сражение ввязывались лишь потому, что просто не могли этому противиться. Сирокко любила их за первое и жалела за второе.
Радоваться ли, что спаслась, — или рыдать по тому, кто навеки потерян? Титанида не могла делать сразу и то и другое. Вот она и рыдала.
Наконец Волынка с трудом поднялась на ноги. Три годика, подумала Сирокко. Это, впрочем, мало что значило. Невинностью Волынка напоминала трехлетнюю девочку, но была при этом вполне взрослой титанидой.
Подобрав отрубленную голову, Волынка поцеловала ее в окровавленные губы и положила рядом с телом. Она ничего не пропела. Песен для таких мгновений у титанид просто не было.
Габи и Сирокко снова уселись ей на спину. Медленной рысью Волынка пустилась к городу.
— Завтра, — сказала Сирокко. — Завтра же отправляемся к ступице.
ГЛАВА XVIII
Пять суток спустя Сирокко все еще готовилась к походу. Проблема, кого и что с собой взять, оказалась не так проста.
Билл сразу отпадал, хотя у него на этот счет было другое мнение. То же самое — Август. Проводя большую часть времени на окраине города, она теперь почти не разговаривала и лишь односложно отвечала на вопросы. Кельвин даже не знал, что при таком душевном расстройстве будет лучше — взять Август в поход или оставить ее в покое. Тогда Сирокко пришлось решать, исходя из того, что будет лучше для экспедиции, которая явно могла оказаться под угрозой, случись вдруг у Август нервный срыв.
Кельвин отпадал, ибо обещал не покидать Титанополя до окончательного выздоровления Билла; да и к тому же он был сам по себе.
Джина следовало взять. Сирокко желательно было иметь его перед глазами — и подальше от титанид.
Оставалась Габи.
— Ты не сможешь меня бросить, — сказала Габи, даже не упрашивая, а просто констатируя факт. — Я все равно от тебя не отстану.
— Да я и не собираюсь тебя бросать. Хотя вообще-то ты меня своей маниакальной привязанностью уже достала. Но в то же время ты мне жизнь спасла, а я тебя за это так толком и не отблагодарила. Хочу, чтобы ты знала — я этого никогда не забуду.
— Твоя благодарность мне без надобности, — отозвалась Габи. — Мне нужна твоя любовь.
— Вот любви-то я тебе дать не могу. Ты мне очень нравишься, Габи. Черт возьми, да ведь мы тут чуть ли не с самого начала бок о бок идем. Но штука в том, что первые пятьдесят километров придется проделать в Свистолете. И силой я тебя туда не потащу.
Габи побледнела, но голос ее был полон отваги.
— Не бойся. Не придется.
Сирокко кивнула.
— Что ж, дело за тобой. Кельвин говорит, что мы можем добраться до уровня сумеречной зоны. Выше пузыри не плавают. Ангелам, мол, не по вкусу.
— Значит, ты, я и Джин?
— Ага. — Сирокко нахмурилась. — А знаешь, я рада, что ты со мной.
* * *Им требовалась масса всякой всячины, и Сирокко понятия не имела, как эту всячину раздобыть. У титанид существовала система обмена, однако цены устанавливались с учетом степени родства, положения в обществе и нужды в данном товаре. Никто не голодал, но у индивидов с низким статусом, как у Волынки, помимо пищи, крова и минимальных средств для раскраски, толком ничего и не было. Красящие средства, между прочим, считались у титанид таким же предметом первой необходимости, что и пища.
Существовала также система кредитов, и Менестрель воспользовался частью своего — но главным подспорьем для снаряжения экспедиции все же послужило произвольное повышение статуса Сирокко. Менестрель провозгласил ее своей духовной задодочерью и потребовал, чтобы общество рассматривало ее таковой, ввиду особой природы ее миссии.
