Александр Громов - Наработка на отказ
– Ты как думаешь, Винс: если еще раз полезут – отобьемся?
Менигон, морщась, щупал ссадину на голове, смотрел на ладонь и вытирал ее о комбинезон.
– Каждая деталь имеет свою наработку на отказ, – сказал он непонятно. – Это надо знать. С виду вроде ничего, а потом хряп – и отказывает. Очень просто.
– Это ты о чем? – спросил Шабан.
– Это я просто так, – сказал Менигон. – Ты давай за коридором смотри. Тоже мне: отобьемся – не отобьемся… Стратег вшивый.
Стрельба за спиной неожиданно смолкла. Стало тихо, только поодаль негромко гудели какие-то насосы, что-то позвякивало, и было слышно, как из пробитых труб с шумом низвергаются не то потоки аммиачной воды, не то канализационные стоки. Шабан глубоко вдохнул: почему-то вдруг стало трудно дышать. В голове зашумело.
– Э! – Менигон замер, подняв кверху палец. – Чувствуешь?
Шабан потянул носом.
– Это кислород.
– Отдали аппаратную, – спокойно сказал Менигон. Его желтые глаза погасли. – Все, крышка.
Он вдруг начал ругаться – очень грязно и очень спокойно – и все никак не мог остановиться. Шабан потащил его за рукав. Ярус снова наполнился звуками. Но теперь это были звуки бегства.
– Куда? – вяло спросил Менигон. Он был как пьяный.
Куда, куда… Шабан тянул Менигона прочь, и в голове у него трещало. Он кричал, не чувствуя, что кричит. Ты надышался, что ли, Винс? Или все еще рассчитываешь стать экспертом? Вниз, вот куда! Нет, сначала наверх: возьмем Лизу – и вниз. Если повезет прорваться к гаражу, захватим вездеход – и тогда в ущелье, к ребятам… Ну же, Винс! Быстрее!
– А-а, – сказал Менигон, едва ворочая языком. – Вот ты о ком вспомнил… Так их убили. Разве я тебе еще не говорил?
Эта дверь поддалась сразу – вероятно, была повреждена или просто не заперта по оплошности, – и едва она успела задвинуться за спиной, как по коридору прогрохотали преследователи. Мимо. Кажется, ушел… Шабан привалился к двери спиной и закрыл глаза. Сил не было. Где-то еще стреляли, но исход был ясен. В жилые ярусы удалось прорваться немногим; их отстреливали поодиночке. Часть защитников отступила вниз и, по-видимому, пыталась организовать оборону на новом рубеже. В глазах плавали цветные круги и стояли картины бегства: мчащаяся на выстрелы толпа, в которой каждый был сам за себя, хриплые крики, неожиданный фонтанчик брызг, ударивший из кителя инженера, и бессмысленное лицо охранника за мгновение до того, как это лицо размозжило прикладом. Карабин так и остался где-то там, и куда-то пропал Менигон, а Ева Панчев был еще жив, еще кричал, стрелял и дрался в последней рукопашной своим коротким автоматом, он был жив до самого пандуса, и только там его отбросило пулей…
– Ну и ну, – сказал знакомый голос. – Здравствуйте.
Это был Роджер. И это была его комната. Он сидел на краю смятой постели, спустив босые ноги на пол, и имел блаженный вид, а на его коленях, подставляя себя под блуждающие руки, сидела модель.
– Вон пошла, – сказал ей Шабан, пытаясь отдышаться.
Модель деловито отклеила от себя руки Роджера, спрыгнула с колен, и, раньше, чем она въехала Шабану кулаком в переносицу, он понял, что это не модель. Кулачок у нее был маленький и твердый, и она знала, как с ним обращаться.
– Вы что?! – закричал очнувшийся Роджер. – Это же не модель! Это моя невеста! Магда, скажи ты ему…
– Я ему уже сказала, – девица улыбнулась, открыв мелкие белые зубки, и, подрагивая бедрами, вернулась на исходную позицию. Руки Роджера немедленно пришли в движение. Шабан механически ощупал переносицу. Синяк будет.
– Ну, что там нового? – бодро спросил Роджер.
Шабан судорожно сглотнул.
– Уже все, – сказал он, – уже больше ничего не будет. Так вот. Одежду мне дай… чистую. И попить.
Пока он переодевался, умывался и пил, Роджер смотрел на него не отрываясь. Он явно не знал, как себя вести.
– Я ненадолго, – успокоил Шабан. – Передохну вот и пойду. Минуту.
– Ну отчего же минуту… – дипломатично сказал Роджер. – Передохните, отсидитесь…
– Это ты дверь не запер? – спросила Магда.
– Сейчас, сейчас… – сказал Шабан, глубоко дыша. Круги перед глазами наконец пропали, остался только Ева Панчев. – Уже ухожу… Слушай, а может, вместе?
– Зачем? – с тревогой спросил Роджер.
– Посмотришь, как это бывает, – сказал Шабан. – Ну? Пойдешь?
– Еще чего, – сказала Магда и отвернулась, положив одну красивую ногу на другую. Роджер беспомощно покрутил головой туда-сюда, словно ожидал подсказки.
– Сидеть надо, – он убрал глаза. – Спокойно сидеть, и все. Тогда ничего не будет.
В коридоре опять застучали торопящиеся ноги, кто-то отчаянно заколотил в двери и вдруг завизжал на высокой ноте. Грохнул взрыв, осколок с визгом ударил в косяк.
– Сиди, – сказал Шабан. – Ты вот что. После всех этих дел охранников, наверно, стало немного меньше, так?
– Ну? – спросил Роджер.
– Значит, будет объявлен набор. Ты бы шел. Тебя Живоглот возьмет, ему такие нужны.
Роджер задумался. Шабан плюнул под ноги и пошел прочь. Ему показалось, что дверь поползла в стену слишком медленно, и он помог ей рукой.
– Сидеть надо… – сказал за спиной Роджер.
К двум часам дня все было кончено. Последние разрозненные группки сопротивляющихся были истреблены или рассеяны, последние желтые каски, загнанные в тупиковые коридоры правительственного яруса, положили оружие. Было похоже на то, что, несмотря на весь шум и грохот боя, инсургенты не понесли значительных потерь.
В два часа пять минут по коридору под конвоем наряда Особой Охраны провели пленных: Правительственный Совет в полном составе, с Арбитром и Председателем, и десяток оборванных защитников. Поздняков тоже был здесь, старался держаться особняком и шагал бодро.
В два пятнадцать сама собой включилась газета и одновременно заговорили динамики. Передавалось информационное сообщение и обращение к населению. Прежний Правительственный Совет объявлялся лишенным власти как превысивший свои полномочия касательно контрактной политики, нарушающий права свободной личности и не способный направить Редут на путь истинного процветания. Новым Арбитром с функциями Председателя назначался Нейл Маккалум Редла, его заместителем по законности и правопорядку – Юстин Мант-Лахвиц. Сообщалось, что члены бывшего Совета будут подвергнуты домашнему аресту вплоть до специального решения по этому вопросу.
В связи с имеющим место массовым недовольством рабочих, чей контрактный срок истек, создавалась специальная комиссия для ускоренного рассмотрения подобных дел во главе с заместителем Арбитра по законности и правопорядку.
Все без исключения плантации ползучего гриба объявлялись государственной собственностью (с выплатой компенсаций бывшим пайщикам) и подлежали строгому учету и контролю. Особо подчеркивалась ответственность за самовольный посев гриба, а сбор, переработка и реализация урожая приравнивались к государственным преступлениям.
