Час урагана (СИ) - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович

— Пророки, — кивнул Дайсон.

— Пророки, — согласилась Элис. — Пророки всегда плохо кончали, вам это известно? Он не мог допустить, чтобы люди знали…

— Почему? — воскликнул Дайсон. — Ну знали бы мы о том, что существуем не сами по себе, а в симбиозе с мировым разумом! Мы называли его Богом. Назвали бы как-то иначе.

— Это же понятно! — воскликнула Элис. — Человечество было клеткой единого организма. Клетка не должна знать, что она часть целого. Представьте: ваша печень вдруг понимает, что она всего лишь орган для переработки крови, и что без сердца, желудка и там… не знаю… прямой кишки она ничто и звать ее никак. И ей захочется стать самостоятельной, она же считает себя разумной, она развивается, у нее такие идеи…

— Печень — это звучит гордо, — пробормотал Дайсон.

— Что? — не поняла Элис.

— Да так… Читал когда-то. Продолжайте. Кажется, я начинаю понимать. Конечно, мне бы не понравилось, если бы моя печень вдруг возомнила о себе и решила жить по-своему, перестав заниматься тем, что ей положено от природы.

— Вот видите…

— Хорошо, допустим. Но вот вопрос, на который у меня нет ответа. Почему он убивал? Если мог переключить канал и отсечь заболевший орган? Простая операция, и он здоров…

— Господи… — пробормотала Элис. — Откуда мне знать… Может, сначала он решил лечить химиотерапией? Убить только отдельные клетки… людей… А потом понял, что поздно… Метастазы… Не остановить. Скоро все будут знать то, что… Сол ведь этого хотел. И я тоже. И Фред… Брюс умер, но вы уже знаете… Так что — все клетки одну за одной? Если возникает угроза метастазов, орган отсекают полностью, верно?

За окном раздался приглушенный звук полицейской сирены, а в кармане у Дайсона заверещал телефон.

— Мало времени, — сказал старший инспектор. — Минуты три, не больше.

— Телефон…

— Черт с ним. Некогда. Говорите.

— Но вы и сами поняли!

— Кое-что. Слушайте. Сол Туберт — он выпал из системы, когда заполучил синдром Альпера, так? В некотором роде стал пророком, потому что, когда находился в летаргическом сне, запомнил все — или многое — из того, что передавалось ему в мозг этим…

— Симбиозавром, — подсказала Элис.

— Симбио… Неважно. Туберт понял суть человеческой природы. А когда перестал спать, то и от зависимости избавился, верно? Скажите «нет», если я в чем-то ошибся.

Телефон в кармане Дайсона продолжал верещать.

— Туберт начал экспериментировать, — продолжал старший инспектор, — и тогда этот организм, галактоид или симбиозавр, частью которого мы являемся, узнал, что печень может взбунтоваться…

Он запнулся. Мысль, пришедшая в голову, показалась Дайсону кощунственной, ужасной, но — абсолютно логичной.

— Послушайте, Элис, — возбужденно сказал он, — получается, что никакой свободы воли у человечества никогда не было?!

— Нет, конечно, — Элис посмотрела Дайсону в глаза, увидела плескавшийся в зрачках ужас и, протянув руку, коснулась кончиками пальцев его ладони. — У человека никогда не было полной свободы воли, у общества и, тем более, всего человечества, — подавно. Мы всегда делали то, что нужно было лоя развития симбиозавра. Мы были его частью.

— Но… История наша… Войны, убийства, перевороты, подлость, измены…

— Все это было необходимо.

— Не нам!

— Конечно. Разве вашей печени нужно болеть?

— А разве организму нужно, чтобы болела его печень?

— То, что называем болезнью мы, может не быть ею на уровне целого.

— Черт возьми, Элис, я бы действительно поубивал все клетки, которые узнали о своем истинном предназначении!

— Он так и делал всегда.

За дверью послышался топот ног, раздался уверенный долгий звонок, и чей-то голос крикнул: «Старший инспектор, откройте!»

— Боюсь, Элис, — пробормотал Дайсон, поднимаясь, — нам не удастся продолжить разговор. Последний вопрос. Скажите только «да» или «нет». Теперь, когда канал переключен, — на кого? Кто стал печенкой этого…

— Мы думали с Солом… — сказала Элис. — Так, теоретически. Первое, что приходит в голову, — медведи. Достаточно умные животные. И со сном у них все в порядке.

— Медведи… Только медведей нам в городе недоставало.

Он пошел в прихожую — телефон в кармане уже не верещал, — распахнул дверь, и в квартиру ввалились два дюжих парамедика с немым вопросом на лицах: где?

— В гостиной, — сказал Дайсон. — Но, боюсь, уже поздно.

— Мертв, — констатировал парамедик, опустив руку Бестера, бессильно упавшую на колени. — Запах изо рта специфический. Утверждать не буду, не мое это дело, но похоже, какой-то раствор цианида.

— Мне вызвать бригаду? — спросил у Дайсона вошедший в гостиную патрульный.

— Действуйте по инструкции, — сказал старший инспектор. — Здесь важный свидетель, и, с вашего позволения я заберу ее для допроса.

Патрульный увидел съежившуюся в углу дивана Элис и переспросил:

— Свидетель?

— Да, — твердо сказал Дайсон. — Парень покончил с собой у нее на глазах. Собственно, практически и на моих тоже. Я прибыл, когда он еще был жив.

— Это же…

— Верню, Брюс Бестер из вычислительного центра. Вы с ним знакомы?

— Видел пару раз. Полагаете, самоубийство?

— На мой взгляд — несомненно. Колдуэлл скажет точнее.

— Хорошо, — принял решение патрульный. — Забирайте свидетельницу, старший инспектор. В конце концов, это ваше дело.

— Отлично, — Дайсон едва удержался от того, чтобы похлопать коллегу по плечу. — Элис, вы поедете со мной.

— В тюрьму? — прошептала она, и Дайсон, вздрогув, покосился на патрульного, но тот ничего не слышал, занявшись осмотром гостиной. — Я понимаю… Против меня у вас есть улики, а против него — нет.

— Вы поедете со мной, — громко повторил Дайсон и добавил тихо: — Пожалуйста, помолчите.

Он помог Элис подняться (похоже, у нее дрожали колени) и, поддерживая под локоть, повел к выходу. В тесной прихожей они почти касались друг друга, и Дайсон неожиданно ощутил, какие сильные токи могут исходить от женского тела. Он не думал о том, что Элис красива, и вовсе ее не хотел (или так ему казалось), но находиться в полуметре от нее почему-то было трудно. Ньютоновская сила притяжения двух тел.

Они вышли на улицу, и странное ощущение исчезло.

— Мы едем… — начала Элис, когда Дайсон распахнул перед дней дверцу своей машины.

— Ко мне, — закончил старший инспектор. — Во-первых, мы не закончили разговор, а во-вторых, я не хочу спускать с вас глаз.

Он подумал, что фраза прозвучала двусмысленно, но, похоже, Элис не обратила на это внимания.

Через четверть часа Элис сидела, поджав ноги, на диване в гостиной Дайсона, туфли она сбросила в прихожей, шторы на окнах старший инспектор задернул, включил настольную лампу, свет будто растекся по комнате, не поднимаясь даже до уровня лиц, и казалось, что все сказанное сказано наполовину, а все происходящее не заканчивается, потому что темное пространство срезает события по верхам, оставляя только глубину, то, что необходимо понять.

— Вы сказали там, что я…

— Свидетельница, — перебил Дайсон.

— Я дала Брюсу яд.

— Вы этого хотели?

— Нет! Но я… не могла иначе.

— Ваших отпечатков на чашке не найдут, — сказал Дайсон. — Только Брюса. Чем вы докажете, что отравили Бестера?

— Зачем… почему вы это сделали?

Дайсон отошел в темноту, чтобы собрать рассыпавшуюся мозаику мыслей, почему-то при свете мысли рассеивались, а может, близость Элис мешала сосредоточиться?

— Вы знаете, — сказал он, — почему-то именно в последние часы мне стало легко принимать нестандартные решения. Такие, которые я бы принял, не будучи офицером полиции. Почему?

— Боюсь, что только теперь мы сможем принимать решения — такие, какие хотим. Каждый из нас.

— Боитесь?

— Конечно. А вы — нет?

— Нет, — отрезал Дайсон. — Я никогда не боялся принимать решения. А теперь по крайней мере буду знать, что решаю сам за себя, и ничья воля надо мной не довлеет.